Шрифт:
За поражением последовало страшное продолжение. Баязид ходил по полю боя, надеясь найти труп короля Венгрии, и обнаружил тело Вьена, в мертвой руке которого все еще было зажато древко знамени. Баязид был потрясен своими потерями, его людей погибло больше, чем христиан. Он поклялся, что отомстит за их кровь, а обнаружив, что пленники Раховы казнены, разгневался еще больше. Баязид распорядился привести к нему на следующее утро всех пленных. Французский рыцарь д’Эльи некогда служил у брата Баязида — Мурада I, турецкие чиновники его узнали и попросили назвать знатных аристократов, чтобы запросить за них выкуп. Де Куси, герцог де Бар, д’О, Ги де Тремуай, Жак де ла Марш и несколько других вместе с графом Неверским были таким образом помилованы, как и воины младше двадцати, — их насильно забрали в турецкую армию.
Остальных, численностью в несколько тысяч человек, заставили нагишом пройти перед султаном, группами по три и четыре человека, — руки связаны, на шеи накинуты веревки. Баязид быстро осмотрел их, а потом дал знак палачам приступить к работе. Палачи обезглавливали пленных — одну группу за другой, в некоторых случаях вспарывали горло или отрубали конечности, пока и трупы, и убийцы не умылись кровью. Графа Неверского, де Куси и остальных пленных силой заставили стоять подле султана и смотреть, как под ударами ятаганов падают головы их соплеменников, и кровь заливает безголовые трупы. В шеренге узнали раненого Бусико, явно пребывавшего в шоке. Де Невер упал на колени перед султаном и дрожащими пальцами пытался показать Баязиду, что он и Бусико как братья и он в состоянии заплатить выкуп. Бусико помиловали. Убийства продолжались с рассвета и до вечера, пока Баязиду и самому не стало тошно. Его министры будто бы сказали, что сильный гнев султана обернет против него христиан, и Баязид распорядился прекратить казнь. Число казненных колеблется от трехсот до совсем уже дикого числа — трех тысяч.
Мертвых на поле боля было много больше, да и не всем беглецам удалось спастись. Некоторые, улизнув от турок, утонули в Дунае, так как корабли, на которые они забрались, оказались перегружены и пошли ко дну. Некоторые из тех, что были на кораблях, сталкивали других за борт. Один польский рыцарь выплыл в доспехах, но большинство из тех, кто попытался проделать это, благополучно утонули. Опасаясь предательства на берегу Валахии, Сигизмунд поплыл в Черное море, в Константинополь, и добрался до дома морским путем. Те из его союзников, кому удалось перебраться через Дунай, попытались вернуться по суше, но обнаружили, что их земли разграблены валахами. Они скитались в лесах, их одежда превратилась в лохмотья, и они прикрывали себя сеном и соломой. Ограбленные, оборванные, голодные, многие из них погибли в пути, и мало кому удалось добраться до дома. Среди счастливчиков был граф Руперт Баварский. Он пришел домой в нищенской одежде, но всего через несколько дней скончался.
У французов — любовь к роскоши и аморальность, гордость и разногласия, у турок — лучшая подготовка армии, строгая дисциплина, продуманная тактика; все это и предрешило фатальный исход крестового похода. Тем не менее главное, что погубило крестоносцев, — это уверенность рыцарей в том, что успех зависит от личной храбрости. Потому возникает вопрос: зачем люди сражаются? Разве войны устраивают для повышения самооценки, а может, ради захвата власти, территории или обретения политического равновесия? Средневековые войны не всегда были нецелесообразными. Карл V заботился не о славе, он хотел лишь выдворить из Франции англичан. В кампаниях, за которые отвечал де Куси, — в Нормандии, Ареццо и Генуе — для достижения цели он использовал все средства: прежде всего, деньги, дипломатию, политическую торговлю и уж в последнюю очередь — оружие. Будучи настоящим рыцарем, он принадлежал, скорее, к школе Карла V, а не Бусико, хотя, похоже, отличился и в той и в другой.
Прагматизм покойного Карла V и умершего в 1380 году Дюгеклена не был своевременно изучен. Рыцари сделали свой выбор, что и показала кампания в Никополе. Почему в обществе, где господствовал культ воина, внешняя экстравагантность значила больше, чем подготовка победы? Почему не были усвоены недавние уроки Махдии? Все грандиозные проекты последнего десятилетия — вторжение в Англию, Гельдерн, Тунис, «насильственный путь» — оказывались либо воздушными замками, либо бессмысленными воинскими упражнениями. Почему через пятьдесят лет после бесславной битвы при Креси французские крестоносцы оставались столь самонадеянны? Почему они не принимали в расчет того, что противник борется за другие ценности и по другим правилам? Ответить на это можно только так: господствующая идея меняется медленно, и французы по-прежнему считали себя лучшими воинами.
В 1396 году крестоносцы вышли в поход со стратегической целью — изгнать из Европы турок, однако мысли их были сосредоточены на другом. Молодые люди из поколения Бусико, родившиеся во времена «Черной смерти» и Пуатье, в самую тяжелую пору для Франции, хотели вернуть стране прежнее очарование, честь и славу. Они стремились вперед, не помышляли о разведке, о тактическом плане и здравом смысле, потому их головы и покатились по окровавленному песку к ногам султана.
ГЛАВА 27
«ОДЕНЬСЯ В ТРАУР, НЕБО»
Мертвая, дезертировавшая или плененная, великая христианская армия прекратила свое существование. Дорога на Венгрию была открыта, но турки понесли слишком много потерь, и это не позволило им пойти дальше. У Баязида случился приступ подагры, вероятно, и это сыграло свою роль, что позволило Гиббону заметить: «Его продвижение было приостановлено, не по чудодейственному вмешательству апостола, и не из-за вторжения христиан-крестоносцев, а по причине длительного и мучительного приступа подагры. Упадок духа подчас исправляется недостатками физического мира, а язвительный юмор, падающий на тонкую душевную нить одного человека, способен предотвратить или отдалить страдания целых наций». В действительности же, не подагра, а недостаток военной силы стал решающим фактором. Султан вернулся в Азию, но прежде послал Жана д’Эльи разнести весть о турецкой победе и потребовал выкуп от короля Франции и герцога Бургундского.
Пленные вынуждены были пройти пешими триста пятьдесят миль до Галлиполи. Многие были ранены, и страдания их не поддаются описанию. Верхнюю одежду у них отобрали, и пленные шли в одних рубашках, многие босиком, со связанными руками, охранники то и дело их избивали; приходилось забираться на горные вершины и спускаться в долины. Аристократам, с рождения передвигавшимся только верхом, моральные страдания от подобного «непотребства» доставляли не меньше терзаний, чем физическая боль. В Адрианополе султан остановился на две недели. Затем все двинулись через бескрайнюю пустую, безлесную равнину в сторону Геллеспонта. Ни кустика, ни укрытия, ни единой души. Солнце обжигало до самого заката, но по ночам — а дело было в октябре — становилось очень холодно. В руках чужаков, без всякого ухода, голодные, морально подавленные из-за поражения, не знающие намерений султана и опасающиеся их, пленники оказались в таком положении, какого никогда еще не знавали.