Едва Ангерран вместе с семьей возвратился в Англию, Эдуард постарался как можно теснее приблизить его к себе. Одиннадцатого мая 1366 года канцлер в присутствии Эдуарда оповестил членов парламента, что «поскольку король выдал свою дочь замуж за Ангеррана де Куси, владельца превосходных поместий в Англии и во Франции, Эдуард полагает, что породнившийся с ним Ангерран достоин титула графа, и потому просит парламент согласиться с этим намерением». Парламент охотно одобрил предложения Эдуарда, представив королю право определить самому, какие земли даровать Ангеррану, в итоге наделенному графством Бедфорд. Пополнился новым членом и орден Подвязки. С этого времени Ангерран под именем Ингелрам [8] , граф Бедфорд, стал появляться в английских хрониках.

В то же время Эдуард подарил Изабелле новые земли, приносившие ей в год двести фунтов. Она, как обычно, распоряжалась этими деньгами по-своему, пуская их на дорогие покупки. Казалось, сорить деньгами на такого рода приобретения стало для Изабеллы навязчивым состоянием. Больше того, она нередко покупала дорогостоящие товары в кредит (к примеру, шелк, бархат, тафту, парчу), и эти ее долги приходилось оплачивать Эдуарду, который с той же смиренностью выкупал отданные дочерью в заклад драгоценности.

В 1367 году незадолго до Пасхи (отмечавшейся тогда 18 апреля) у Ангеррана и Изабеллы, когда они находились в Англии, родилась еще одна дочь. Ее назвали Филиппой в честь бабушки-королевы. Эдуард и Филиппа преподнесли внучке серебряную посуду: шесть кубков, шесть чашек, четыре кувшина, четыре блюда, двадцать четыре тарелки и столько же солонок и ложек; стоимость подарка составила 239 фунтов, 18 шиллингов и 3 пенни.

Ангерран и в дальнейшем был в милости у английского короля, который ввел его во владение еще одним графством — теперь во Франции. Одним из французских заложников в Англии был Ги де Блуа де Шатийон, граф де Суассон, племянник Филиппа VI и Карла де Блуа Бретонского, который, несмотря на свое высокое социальное положение, не мог собрать необходимых денег для выкупа. Тогда он с согласия взошедшего на французский престол Карла V, чтобы наконец получить свободу, уступил свое графство английскому королю, а Эдуард, в свою очередь, пожаловал это графство зятю в качестве приданого Изабеллы, назначенного в размере 4000 фунтов. Так, Ангерран стал графом де Суассон. Графство это соседствовало с землями де Куси, и теперь во владении Ангеррана оказалась значительная часть Пикардии. В июле 1367 года граф де Суассон вместе с семьей возвратился во Францию.

В те семь лет, что де Куси был в Англии, главным фактором европейских событий стали бесчинства наемников-бригандов, или «вольных отрядов», расползшихся по Франции, Савойе, Ломбардии и папским владениям. Это был не преходящий феномен, не вмешательство сторонних сил, нет — наемные отряды сделались образом жизни, стали частью общества, правители использовали их и присоединялись к ним, даже если порой и пытались от них избавиться. Бриганды объедали общество подобно Эрисихтону, «разрывателю земли». Сын Триопа вырубил священные деревья в роще Деметры и был наказан богиней вечным терзающим голодом. Не в силах утолить голод, Эрисихтон пожрал самого себя.

Дисциплина и организация сделали бригандов полезнее рыцарей: последние грезили о славе и не подчинялись командам. Правители нанимали бригандов: так, граф Савойский Амадей VI договорился с одним из самых отчаянных капитанов, чтобы тот в его собственном владении истребил отряд противника, не чураясь крайней жестокости. Либо по приказу, либо по собственной воле бриганды сделали грабежи своим ремеслом. Атмосфера XIV века пропиталась жестоким торжеством бандитов.

Во Франции происходил передел территорий. Несмотря на королевские указы, многие бриганды отказывались расформироваться и покинуть свои убежища. Лишившись постоянной службы, они, словно пчелы из разоренного улья, создавали новые маленькие ульи, группируясь вокруг какого-нибудь капитана и присоединялись к «воинству опоздавших» ( Tard-Venus). Оказалось, что служба наемника вкупе с разбоем приносит неплохой доход, и потому занятие бригандов получило широкое распространение: они привлекали в свои ряды тех, кто, потеряв работу, быстро впадал в беззаконие. Низшие чины доставались выходцам из нищих городских районов и заброшенных деревень, а также людям, выкинутым из всех профессий, в том числе и Церковных. Военачальниками же становились представители высших слоев общества. Это были либо землевладельцы — их неудержимо влекла возможность добыть богатство с помощью оружия, — либо неудачники рыцарского сословия, этих отыскивали сами бандиты. Поскольку жить на разоренных землях было невозможно, они вступали в ряды наемников, предпочитая мирным занятиям подобный «лихой» образ жизни. «Готовые на любую жестокость», по словам папской буллы 1364 года, они казались беззащитным людям разновидностью чумы, снизошедшей с далеких планет; другие считали их божьей карой.

Во Франции бойцов из бриганд называли живодерами ( ecorcheurs) и разбойниками с большой дороги ( routiers), в Италии — кондотьерами, от слова condotta— контракт, который они заключали с хозяевами. Они взимали доход с беззащитных городов в форме appatis— дани за свободу, за ненападение, причем условия такого соглашения излагались в письменной форме. Для управления делами они привлекали обычных людей — нотариусов, юристов, а также писцов, кузнецов, кожевников, бондарей, мясников, врачей, священников, портных, прачек, проституток и, часто, собственных законных жен. Делами они заправляли через маклеров, продававших то, что награбили бриганды, за исключением редкого оружия или предметов роскоши, которые наемники хотели оставить себе — например, драгоценности, женское платье, сталь для мечей либо страусовые перья и касторовые шляпы. Постепенно они вписались в социальную структуру. Когда в 1364 году Бургундию захватил «протоиерей» Арно де Серволь, молодой герцог Филипп принял его уважительно, назвал своим советником и компаньоном, поселил в замке и даже предоставил, под видом «охраны», несколько благородных заложников. Серволь жил в замке, пока герцог не собрал две тысячи пятьсот золотых франков. С помощью этих денег Филипп купил уход де Серволя из страны. Для сбора необходимой суммы Филипп воспользовался испытанным средством — обложил налогом подданных, и это стало еще одной причиной озлобления людей против герцога.

Бертука д’Альбре из того же семейства, что и отвергнутый жених Изабеллы, принадлежал к высшему сословию. Таких людей следовало бы называть бандитами, а не феодалами. Спустя много лет, в старости, д’Альбре вздыхал по прошлому: «Мы могли нападать на богатых купцов из Тулузы, из Ле Риоля или из Бержерака; с каждым днем мы становились богаче, нам доставалась знатная еда и отличная выпивка». Его друг и земляк, гасконец Сеген де Бадфоль, которого часто называли «королем компаний», пять фигур на щите отцовского герба заменил пятью медальонами, или золотыми монетами, отражавшими его главный интерес. Мериго Марше, тридцать лет занимавшийся разбоем и окончивший жизнь на эшафоте, хвастал шелками, добытыми в Брюсселе, шкурами, награбленными на ярмарках, специями из Брюгге, дорогими тканями из Дамаска и Александрии. «Все было нашим, все, чего только стоило пожелать или получить в качестве выкупа… Крестьяне из Оверни приходили в наш замок, приносили пшеницу, муку, свежий хлеб, сено для лошадей, хорошее вино, говядину и баранину, откормленных ягнят и птицу. Едой мы были обеспечены не хуже короля. А когда ехали по стране, все дрожали».

Каждое преступление бандитов разжигало ненависть в сердцах населения, будь то поедание мяса во время поста, изнасилование беременных женщин, что приводило к гибели плода или пусть и родившихся, но не дождавшихся крещения младенцев. Три четверти Франции оказались во власти банд, особенно области, богатые виноградниками, — Бургундия, Нормандия, Шампань и Лангедок. Укрепленные города могли организовать сопротивление, ответить жестокостью на наступление противника, от этого земля еще больше страдала, население превращалось в бродяг, крестьяне разорялись, ремесленники пускались в бега в поисках работы, священники теряли приходы.