Шрифт:
«Теперь на очереди новый танец — «кариока», — новое увлечение, новое безумие… Как и прежние новинки, «кариока» — родом из Америки.
Правда, нового в нем, — увы! — почти ничего нет… Он характеризуется только тем, что его танцуют, упершись лбом в лоб партнера…»
При всем своем разнообразии эти три сведения указывают на одно и то же безумие мира. Конечно, записываем их совершенно случайно, именно только ввиду одновременности опубликования их, но этот траурный синодик мог бы вырасти во множество фактов, о которых пресса или не сообщает, или они пропадают ввиду обыденности мелкого шрифта.
К сожалению, всякие подобные сообщения появляются не только в поразительном разнообразии, но даже и в необыкновенной, ускоренной прогрессии. Нельзя думать, что все эти постыдные гримасы человечества стали уже обычными. Предположить такую ускоренную мерзость и одичание было бы уже пессимизмом. Но обнаружение всякой эпидемии не есть пессимизм, наоборот, оно должно быть уже началом оздоровления. Если мы знаем врага, то уже это будет вратами к победе. Также и в отношении безбоязненного обнаружения кощунственных, безнравственных ухищрений. Каждое обнаружение их будет в какой бы то ни было степени уже преградой для усугубления этих мрачных служений.
Только подумайте об изобретении бодающегося танца! До сих пор люди с сожалением смотрели на сцепившихся рогами баранов и при этом говорили: «Вот уж подлинно бараны!» А теперь люди в танце будут подражать низшим существам и, может быть, какой-нибудь предприниматель додумается снабдить танцоров крючковатыми рожками для прочности сближения. Спрашивается, почему же гордые белые люди так глумились над разными непонятными им иноземными обычаями? Ведь упомянутый новый танец явился бы достаточным опровержением гордости белых. Или разве можно себе представить что-либо кощунственнее бракосочетания нудистов, при чем потребовался пастор, одетый в козью шкуру. В этих подробностях скрыт какой-то мрачный, кощунственный смысл. Неужели же мог найтись чудовищный пастор, пожелавший облечься в шкуру козла? Конечно, мы повторяем сообщение газет, но имеем ли мы возможность предположить ложность этих сообщений? Если же они ложны, то должны последовать и соответствующие опровержения. Но по современному положению вещей, можем ли мы вообще предположить эту ложность? Козлиная шкура пастора невольно связывается и с третьим газетным сообщением о «черной мессе».
Многие, вероятно, думают, что «черная месса» есть лишь продукт темных романов и всяких нечистоплотных выдумок, но, к сожалению, сведения об этих кощунствах с убедительной конкретностью возникают повсюду. Если же к ним приложить и другие ужасные проявления человеческих падений, то, к великому прискорбию, и этот позор нашего века окажется реальным.
Мерзость и все тенеты тьмы начинаются от весьма малого, почти неотличимого в суете житейской. Но и эти малые темные зерна в своем мрачном потенциале вырастают до величайших кощунств. И люди совершенно забывают, что кощунство не будет ни малым, ни большим; каждое кощунство есть проявление величайшего невежества, глубокого одичания и представляет из себя великое позорное преступление. Недаром в древнейших учениях невежество называется величайшим преступлением. Ведь невежда не только вредит самому себе, но он совращает и вредит всему человечеству, он заражает всю атмосферу. Потому кощунственное невежество не есть преступление лично, это есть служение тьме, оно есть та действенная мерзость, которая истребляет созидательные достижения и низводит человека в смуту хаоса.
Не подумаем, что мрачный хаос есть нечто отвлеченное, не забудем, что огонь может быть — огонь творящий и огонь поедающий. А также не забудем, что человеческое собрание должно бы лишь приумножать блага и не быть источником низвержения во тьму.
Льстивые тушители, пожалуй, скажут: «Можно ли так настойчиво подчеркивать какой-то танец или козлиную шкурку пастора?» Пусть эти соглашатели уяснят себе, что из одной козлиной шкурки может вырасти, и уже вырастает целая «черная месса». Опять не забудем же, что человеческая безответственность, которая не должна допустить богохульных кощунств, является договором и путеводителем к неизлечимым болезням земным.
Именно в наши дни многое, казавшееся смутной отвлеченностью, делается очевидной реальностью. Сердечное сознание упорно подсказывает, что исполняются пределы заблуждений. Коснеет невежество, пышно окружаясь нелепыми условностями, и дух человеческий вопиет и предостерегает: «Не дойдем до пределов!»
Маньчжу-Ди-Го. 18 июля 1934 г.
Славное сибирское казачество
Приветствовать Сибиряков — это значит почувствовать и сказать что-то очень мужественное и созидательное. Понятие сына Сибири есть зов труда и познавание тех действительно неисчерпаемо прекрасных сокровищ, которыми наполнена эта страна глубокого прошлого и великого будущего.
Во всех десятках стран, где пришлось побывать, никто ни на минуту не смущался понять все великое еще несказуемое значение Сибири. Белуха стоит белоснежным свидетелем прошлого и поручителем будущего. Сибиряки не только любят Сибирь, но они всегда стремятся к ней для работы, для труда, для сотрудничества.
Вспомним о всех незабываемых подвигах славных казаков Сибири. Вспомним, что именно сибирские кооперативы заняли такое незабываемое место среди подобных зачинаний нашего отечества. И сейчас разве мыслимо соображать, какое сотрудничество без этой сознательной кооперации? Тем, кто хочет строить, можно думать лишь в оценках трудовой единицы. Всякие другие ценности, измышленные и условные, поколебались и обветшали. Недавние кумиры человечества уже отброшены, и вместо них неизбежно и справедливо встает понимание Религии, доблести и труда. Без этого понимания не будет и настоящего осознания культуры.
Культура, как всеобщее благо, как свет истинного просвещения, как свободно осознанная дисциплина духа — эта культура слагала крепчайшие народы. И сколько таких народов прошло в великих шествиях по необъятным пространствам сибирским! От всех этих великих путников наслоились не только бедные, но и высокодуховные наследия. Эти великие понятия разве не обязывают перешагнуть через ветошь и мусор недоразумения и разрушительных непониманий?!
Ведь невозможно более жить среди хаоса разъединения и взаимного уничтожения. Просто невозможно больше дышать! Невозможно больше радоваться свету солнечному, когда невежественная озлобленность совершает ужасное шествие смерти.