Сомнений не оставалось. Похоже, в их с Доком «Ниве», бесплатному появлению которой он так радовался, кого-то конкретно грохнули. Подарок оказался с привидениями.

Это следовало не спеша обдумать.

Он поднялся с колен и, тяжело пыхтя — красивый живот так просто не дается, — принялся размышлять.

— И чего там нашли? — неожиданно прозвучал вопрос. А он опять забыл про Татьяну Валериановну!

— Грохнули кого-то в этой машинке, — непонятно почему откровенно ответил Ефим.

— Вы с Доком? — спокойно поинтересовалась девушка.

— Если б я с Доком, разве б я здесь на коленках лазил? — укоряюще спросил он.

— Логично, — согласилась г-жа Смагина. — А тогда кто?

— А если б я знал, — честно ответил Береславский.

Тем временем стемнело. Надо было возвращаться в гостиницу.

Ефим повернулся было к выходу, но уходить, оставляя девушку ночевать в машине, для нормального мужика все же было стремно. Он снова вернулся и постучал в уже закрытую дверь.

Осторожная девушка на этот раз открыла сразу.

— Слушай, я так не могу, — честно признался он ей. — Пошли в гостиницу. Мне там в кровати спать, когда ты здесь — это как при голодном ребенке в одну харю кушать.

— Пошли. — Осторожная девушка на этот раз согласилась сразу. — Но без приставаний, как договорились.

— Ладно, — обрадовался Ефим. И совесть чиста, и первый десяток девушкиных «нет», по его богатому личному опыту, тоже еще ничего не означает.

С диваном в первой комнате случился облом.

— Где мой диван? — с пристрастием допрашивал Ефим флегматичного портье — ведь он уже был в своем номере и видел этот диван собственными глазами. Большой такой красный диван.

— А ваши и забрали, — невозмутимо ответил гостиничный сиделец. — Сказали, вам все равно не понадобится, а у них оргия будет.

— Что у них будет?

— Оргия, — твердо ответил портье. Что-что, а память его пока не подводила.

Возвращаясь, все думал, как объяснить ситуацию с диваном Татьяне Валериановне. Но все оказалось гораздо проще.

Она уже лежала под одеялом в широченной кровати, отгородившись гитарой от ее второй половины. Видимо, на стоянке ей спать все-таки не понравилось.

— Гитара — для понижения либидо? — повеселел Береславский.

— Именно, — спокойно подтвердила воспитательница.

Береславский выключил свет и тут вспомнил, что еще не пообщался с Василием, командиром первого экипажа и ответственным за казанские мероприятия. Он еще вполне мог позвонить.

А поскольку в планы Ефима Аркадьевича не входило дважды раздеваться и одеваться — была бы его воля, он бы вообще никогда не делал ненужных повторяющихся работ, — Береславский снял только брюки. И то лишь потому, что еще не потерял надежду на благожелательный отклик мужененавистнической Татьяны Валериановны.

Устроившись на своей, загитарной, половине, прислушался к ровному дыханию прелестницы. Однако взаимных амурных токов не ощутил абсолютно.

На всякий случай — скорее для очистки совести, чтобы не обидно было потом вспоминать, — осторожно взял Татьяну Валериановну за пальцы левой руки.

— Гитара, — сонно, но грозно заявила Татьяна Валериановна. Ефим отпустил пальцы.

Ему уже тоже больше хотелось спать, чем приставать к женщинам, тем более — таким своеобразным способом. Но он еще успел подвести краткие итоги дня:

— первый отрезок маршрута пройден;

— поход ему нравится;

— в его машине недавно был труп;

— он спит в одной кровати с симпатичной молодой теткой, с которой познакомился три часа назад.

Ну что ж. Начало было многообещающим…

Вчера был день удивительных открытий.

Например, впервые я совершенно точно узнал, почему ветровое стекло многие именуют лобовым. И опять-таки впервые — в моей не столь уж короткой жизни — меня обоссала коза.

Учитывая, что все вышеназванное было связано с одним и тем же лицом — разлюбезным Ефимом Аркадьевичем, — мне следует быть более осторожным в общении с этим неординарным человеком.

Но и сегодня он продолжает меня удивлять.

Начиная практически с самого утра.

Я — ранняя пташка и уже в восемь часов по местному времени, как и сказано в моей действующей на время пробега должностной инструкции, принес г-ну Береславскому утренние витамины прямо в номер. Конечно, в инструкции сказано лишь о том, что обязан выдать, а не приносить лично. Но это не было подхалимажем, мне вообще несвойственным, а только доказательством того, что, несмотря на все происки, он мне все-таки симпатичен.