И она не понимала, как могла поддаться ужасному наваждению. Странно, но этот страшный человек, Вилли, жестокий садист по рассказам матросов, был таким умным и обаятельным, он высказывал очень интересные правильные мысли, и при этом так тонко обманывал. Соня действительно поверила, что они плывут в порт. И ей на какой-то миг отчаянно захотелось, чтобы это было правдой и у нее не было никаких порезов на шее. И чтобы они с Вилли, который так прекрасно ее понимал, вели интеллектуальные беседы в портовом кафе и пили горячий глинтвейн, сразу проникающий в кровь, как взгляд прекрасной девушки в сердце мужчины. Но этого никогда не будет.

«Сколько людей причинили мне боль, сколько возможностей упущено, сколько было разочарований. Мы идем по жизни как по минному полю среди лжи, миражей и опасностей. Это как бег с препятствиями, интересно, но очень утомляет. Я устала и будто постарела на целую жизнь с того времени, как потеряла ребенка. Когда же моя душа сможет отдохнуть? Я теперь знаю, как объяснить Даниле, что чувствует взрослый человек. Усталость, переживания за себя и за близких, муки совести, вопросы, которые надо решать, они почти никогда не оставляют людей. И когда мы сможем почувствовать себя беззаботными и счастливыми? Порадоваться прекрасному как весенний цветок рассвету, и пойти вперед навстречу солнцу и жизни. Оставить душевную боль где-то как во сне далеко, забыть про проблемы и про все мерзости этого мира, будто их вовсе нет, и ощущать только радостное волнение, надежду и любовь. Неужели никогда?» — Соня украдкой смахнула слезы. Им в лицо дул теплый ветер с берега, и Софии захотелось снова ощутить покой и защищенность, которые она уже чувствовала когда-то и где-то. Соня пыталась вспомнить, где и когда это было, но не могла.

Брат и сестра увидели что матросы, сошедшие на берег развели большой костер на песке. Они обсуждали все произошедшее, слышались крики, ругательства и смех. Но атмосфера явно была не такой гнетущей, как раньше, чувствовалось всеобщее радостное волнение.

Соня и Данила подошли к костру. Толстяк с огромной бородой, корабельный повар, протянул им жареную на палочках над костром рыбу и немного рома. Брат и сестра ели и наслаждались отдыхом после долгих волнений.

— Смотрите! — неожиданно крикнул Краб.

Они увидели, как Летучий Голландец вспыхнул. Это было изумительное зрелище, будто огонь святого Эльма полностью охватил парусник. Да, да, пламя было такого же ярко-красного цвета, как огни, которые София столько раз видела на Летучем Голландце. Оно охватил весь корабль, и он горел как одна огромная свеча, слышался треск, и языки пламени поднимались ввысь к самым небесам. Пожар осветил темную тропическую ночь как факел темноту мрачной пещеры. Парусник горел минут пять, слышался треск падающих мачт. Сквозь языки пламени можно было видеть, как судно медленно погружается в воду. Наконец, огонь взметнулся куда-то вверх и исчез, черное облако дыма окутало Летучий Голландец. А когда оно рассеялось, там уже ничего не было, только морская гладь. Все как зачарованные смотрели на гибель корабля. Матросы взволнованно обсуждали увиденное.

— Неужели Вилли сгорел вместе с кораблем? Он же остался там, на Летучем Голландце! — вдруг крикнула Соня.

— Туда ему и дорога, — мрачно прокомментировал Данила.

— Он оказался таким подлым и лицемерным, но, наверно, в его жизни были какие-то трагедии, психологические травмы, навсегда изменившие его душу, мы не знаем, что ему пришлось пережить, — Соня поежилась от холода и подсела ближе к костру. Рядом с ней двое матросов жадно ели рыбу и обсуждали огромные современные многоэтажные дома, в которые боязно даже заходить, а не то что жить там постоянно.

— Соня, он сам захотел быть таким, каждый человек сам выбирает, нельзя всех оправдывать, — нахмурился Данила.

— Да, мы сами решаем, как нам жить, но только до какой-то степени. Влияние внешних факторов нельзя отрицать, только сильный человек может противостоять воздействиям извне, но не полностью освободиться от их влияния, — добавил Альфред, который, прогуливался вокруг костра и услышал разговор Сони и Данилы.

«Да, меня должно было насторожить, когда Вилли перечислял средневековые зверства, — думала Соня. — В чем природа жестокости? Это нечто противоположное любви, ненависть к людям, очень страшное чувство, если вдуматься. Могущественная неистребимая разрушительная сила, которая не сгорает даже в адском огне. И мне кажется, это звероподобное начало таится глубоко в подсознании у каждого у нас, как разлагающиеся трупы под роскошными гробницами. Ведь даже дети иногда жестоко издеваются над другими людьми. И у кого-то в душе побеждает Человек, а у кого-то беспощадный зверь. И иногда обаятельное и привлекательное существо показывает свой животный оскал, как верная собака, которая вдруг бросается на ребенка своего хозяина и пытается загрызть его».

— А где же были Дирк, Элай, отец Олег? Никто не захотел меня спасти, — спросила Соня грустно.

— Они тебя искали, но не нашли. Наверно, думали, что ты уже ушла с корабля, вас с Вилли в какой-то момент окутала очень густая тьма, я перестал вас видеть, они тоже, — ответил Даня.

Соня вздрогнула:

— Представляешь, Данила, я могла бы сгореть вместе с этим негодяем, как это страшно.

— Я как настоящий мужчина не бросил бы тебя, мы сгорели бы вместе.

— Спасибо, это утешает, — улыбнулась Соня.

Тут Данила зажег от костра пальмовую ветку, чуть отошел и подбросил ее вверх, и пламя осветило песок и тихое море почти без волн.

— Видишь, Соня, несмотря ни на что жизнь продолжается, нас ждут новые приключения. Мне очень жаль капитана, но все-таки я чувствую нечто необыкновенное, что не передать словами. Этот тропический остров похож на сказку, и у нас с тобой еще все впереди!

— Мне кажется у меня уже все в прошлом, — вздохнула Соня.

— «Кажется» здесь ключевое слово, — засмеялся Даня.