— Пойдем со мною, сын мой, ты честный человек, — негромко произнес нунций, перекрестив склонившуюся перед ним голову. — Я дам тебе хлеба, ибо познавший голод всегда поймет другого.

Оборванец покорно засеменил следом за священником и вскоре оказался в кабинете. Но как только за ним затворилась крепкая дубовая дверь, нищий преобразился прямо на глазах — спина его выпрямилась, приняв горделивую осанку, а плавные и уверенные движения выдавали в нем опытного воина, прошедшего через горнило схваток и битв, знающего себе цену, причем немалую.

— Как я понимаю, сын мой, эта бляшка попала в твои руки не случайно? — мягким голосом осведомился священник, вертя в пальцах пластинку, покрытую хитрым отчеканенным узором в виде переплетенных пальмовых и лавровых листьев.

— Это так, святой отец. Мое имя Варда Склир. — По губам воина пробежала улыбка, но собранная ожогом кожа превратила ее в жуткий оскал, но именно он и привлек внимание отца Бонифация.

— Рад с вами познакомиться, эпарх! — Нунций усмехнулся. — Вы себе сделали замечательное, и главное, слишком запоминающееся лицо!

— Такова ситуация, в которой я нахожусь, выполняя поручение самого базилевса, да хранит его Господь! Здесь полно врагов империи, и если меня разоблачат, то пусть запомнят только это лицо!

— Настоящее станет совсем другим, — улыбнулся священник, — исчезнет фальшивая кожа, а цвет волос изменит краска…

— Вы правы, святой отец!

Варда Склир сделал изысканный поклон, который явственно говорил о том, что ему приходилось бывать не только в битвах, но и нести службу в императорском дворце в Константинополе, ибо такого можно достичь только после долгих занятий, чем и славились придворные базилевса.

— И что вас привело ко мне, друг мой?

Голос священника был пропитан отеческими интонациями, но правая рука священника нарисовала в воздухе замысловатую фигуру.

— Дело государственной важности!

Эпарх поклонился с достоинством, и его левая рука тоже прочертила в воздухе несколько линий, увидев которые отец Бонифаций прямо-таки подтянулся, словно молодой офицер перед заслуженным полковником, увешанным боевыми наградами.

— Будет ли мне позволено узнать, в чем я могу быть полезен самому базилевсу?

— Да, святой отец!

Несмотря на свой начальственный статус, грек, прекрасно говорящий на польском, как завзятый шляхтич, почтительно поклонился.

Впрочем, он мог свободно говорить на любом из диалектов славянского языка, а также арабском, немецком и прочих, число которых доходило до дюжины, и никак иначе — на тайной службе Византийской империи находились самые лучшие люди.

— Семнадцать лет назад я сопровождал командора фон Верта в Палатине, где базилевс Иоанн вел с ним долгую беседу. И вот теперь я здесь, чтобы продолжить начатое, которое было перечеркнуто Каталаунской битвой. Империи нужен орден Святого Креста, святой отец, важно продолжить то, что подлежит свершению! К сожалению, я не могу рассказать вам о делах давно минувших дней!

— Я понимаю твои опасения, сын мой! — с самым прискорбным выражением на лице ответил отец Бонифаций, осведомленный год назад самим папой о тех событиях, но не показывать же эпарху это, тем более что такой шаг был крайне опрометчивым.

— Не в той мере, не в той мере, святой отец! — По губам эпарха пробежала странная улыбка. — Уже вечером меня будут искать по всему Кракову и со всем тщанием.

— Вы имеете на то основания?

— Да, отче! Я в вашем кабинете, а одно это вызвало сильные подозрения, ибо тот, кто отправил приказ крестоносцам покинуть моравские и богемские замки, прекрасно знал, что вы пошлете за горы и отряд фон Верта. И лишь чудо спасло орден от окончательного уничтожения, которое было бы намного страшнее Каталаунского! — Он словно забивал гвозди в крышку гроба. — И этот человек находился рядом с вами долгие годы, и вы ему полностью доверяете! Он уже послал за своими людьми, что попытаются схватить меня!

— Франциск! — выдохнул отец Бонифаций, и его лицо посерело, ибо грек опять странно улыбнулся.

— Это так, святой отец. Я собственными глазами видел, как он уединился для тайного разговора с фон Шендеманом.

— Командором Братства?! — По лицу отца Бонифация разлилась смертельная белизна.

— Да, Густавом фон Шендеманом, командором «Братства Святой Марии» и самым опасным врагом империи, папы и крестоносцев. А месяц назад этот человек имел долгую беседу с неким купцом Юсуфом, который тут же покинул Краков.

— Это арабский лазутчик, ведь так? — догадливо произнес отец Бонифаций и добавил после короткой паузы, безразлично пожав плечами: — Стоит ли придавать этому значение, ведь все купцы тайные соглядатаи. Да и не мало здесь магометан…

— Стоит, святой отец, ибо этот «купец» всего три года назад ранил меня в битве под Манцакертом, несчастной для греков. И он виделся и с Шендеманом, и с вашим монахом. К тому же Юсуф сотник гулямов, причем первой тысячи, лучших воинов халифа!