В 40–м Слове Григорий также рассматривает вопрос о крещении младенцев — один из важнейших для церковной жизни его времени. Как мы уже отмечали, в IV веке существовало несколько традиций — крещения в детстве, крещения при вступлении в зрелый возраст (около тридцати лет) и крещения перед смертью. Хотя Григорий сам крестился в тридцатилетнем возрасте, он со временем все больше склонялся к тому, что креститься надо в младенчестве:"Есть у тебя младенец? Пусть не воспользуется этим зло, пусть с младенчества освятится он, с молодых ногтей посвящен будет Богу" ". [652] Григорий в принципе не возражает против того, что крещение должно быть сознательным, однако опасность внезапной смерти остается для него неопровержимым аргументом в пользу крещения в младенчестве. Он считает, что трехлетний возраст, когда ребенок уже может осмысленно воспринимать происходящее, является оптимальным для принятия крещения. Отвечая на вопрос, следует ли крестить младенцев, которые не чувствуют ни вреда, ни благодати, он пишет:

Обязательно, если есть какая-либо опасность. Ибо лучше несознательно освятиться, чем уйти незапечатленным и несовершенным… О прочих же выражаю такое мнение: дождавшись трехлетнего возраста, или немного раньше, или немного позже, когда можно уже слышать что-либо таинственное и отвечать, хотя и не сознавая полностью, однако запечатлевая (в памяти), — следует освящать души и тела великим таинством посвящения. Ведь дело обстоит так: хотя дети начинают нести ответственность за свою жизнь только когда разум в них возмужает и когда поймут они смысл таинства.., тем не менее оградиться купелью для них во всех отношениях гораздо полезнее из-за того, что могут внезапно приключиться с ними опасности, которые невозможно предотвратить. [653]

Бессознательно принятое крещение не освобождает человека от ответственности за свои поступки. Крещение предполагает жизнь по заповедям Христа вне зависимости от того, принято ли оно в сознательном возрасте или в младенчестве. В первом случае речь должна идти о кардинальном изменении образа жизни; во втором — о постепенном прорастании в человеке того зерна благодати Божией, которое вложено в него при крещении. Как крещеные в младенчестве, так и крещеные в зрелости должны постоянно работать над собой, чтобы изжить в себе" "ветхого человека" "и всецело обновиться при помощи Божественного света:"Очистим, братья, всякий член тела, освятим всякое чувство; да не будет в нас ничего несовершенного, ничего от первого рождения; не оставим ничего непросвещенного" ". [654] Жизнь, достойная крещения, есть всецелое принесение себя в жертву Богу благодаря очищению всех чувств — зрения, слуха, обоняния, осязания, вкуса — и всех членов тела через аскетический образ жизни и активное доброделание. [655]

Григорий воспринимает крещение как встречу со Христом, в результате которой человек получает возможность вырасти в наивысшую доступную для него меру. Пользуясь евангельскими образами, Григорий говорит о том, как в крещении человек освобождается от тяжести греха, расслабленности, духовной смерти и слепоты; его задача теперь — не возвращаться к прежнему падшему состоянию:

Вчера ты, душа, была хананеянкой [656] и скорченной от греха: [657] сегодня распрямило тебя Слово. Не сгибайся же снова и не склоняйся к земле, словно под ярмом, которой возложил на тебя лукавый… Вчера на одре лежал ты расслабленным и неподвижным и не имел человека, который опустил бы тебя в купальню, когда возмутится вода: [658] сегодня нашел ты человека, который также является Богом, лучше же сказать, нашел Богочеловека. Ты взят с одра, вернее — сам взял одр и разгласил благодеяние. Не греши же тем, чтобы опять слечь на одр, расслабившись удовольствиями греховного телесного покоя…"Лазарь! иди вон" " [659] , — услышал ты великий голос, когда лежал в гробу.., и вышел — не четверодневный, но многодневный, воскреснув с Тридневным, — и развязаны на тебе погребальные пелены. Не становись опять мертвецом, не пребывай с живущими в гробах, не связывайся цепями своих грехов… Если ты был слеп и лишен света, [660] просвети очи свои, да не уснешь сном смертным; [661] во свете Господнем узри свет, [662] в Духе Божием озарись Сыном — узри свет тройственный и неделимый. [663]

В заключительной части Слова Григорий возвращается к идее таинства как праздника и, вспоминая торжественный вход новокрещеных в храм, указывает на прообразовательное значение всего, что совершается во время таинства крещения, на символический смысл храма и богослужения:

Предстояние твое перед великим алтарем, перед которым встанешь ты сразу после крещения, есть предызображение тамошней славы. Псалмопение, с которым тебя ведут, есть начало тамошнего песнопения. Светильники, которые зажжешь, есть таинство [664] тамошнего световодства, с которым мы, чистые и светлые души, выйдем навстречу Жениху с чистыми светильниками веры… [665]

Итак, христианский храм есть прообраз Царства Небесного; церковный праздник — предвкушение непрестанного ликования верных в будущем веке; таинство — залог таинственного соединения душ человеческих со Христом. Переход к" "жизни будущего века" "начинается для нас здесь — через участие в жизни Церкви, в ее таинствах и праздниках.

Теме праздника как" "перехода" "из одной реальности в другую посвящена и значительная часть Слова 45–го" "На Святую Пасху" ". Это Слово, написанное Григорием в поздние годы, когда он находился на покое в Назианзе, и являющееся" "последним плодоприношением" " [666] его проповеднической деятельности, построено на сопоставлении пасхи ветхозаветной как воспоминания о переходе народа израильского через Чермное море и Пасхи новозаветной как празднования Воскресения Христова. Все детали ветхозаветной пасхи трактуются Григорием как прообразы новозаветных реальностей: в этой трактовке Григорий следует сложившейся традиции, отраженной, в частности, в поэме" "О Пасхе" "св. Мелитона Сардийского (II в.).

Григорий говорит о Пасхе как главном событии церковного года, превосходящем по своей значимости все прочие праздники. Пасха, так же, как и Крещение Господне, есть праздник света, что символизируется зажжением свечей по всему городу в пасхальную ночь:

Пасха Господня! Пасха! И снова скажу" "Пасха!"в честь Троицы. Она у нас праздников праздник и торжество торжеств: она настолько превосходит все праздники — не только человеческие и происходящие на земле, но также Христовы и для Христа совершаемые — насколько солнце превосходит звезды. Прекрасно у нас и вчера блистало и озарялось все светом, [667] который зажигали мы в частных и общественных домах, так что едва ли не весь род человеческий и люди всякого звания обильным огнем освещали ночь — прообразом великого света, которым небо сияет свыше.., и того света, что превыше небес.., и того, что в Троице, Которой создан всякий свет, неделимым Светом разделяемый и украшаемый. Но то, что сегодня, еще прекраснее и блистательнее. Ведь вчерашний свет был лишь предтечей великого Света, Который воскрес, и как бы неким предпразднственным веселием. Сегодня же мы празднуем само Воскресение — не еще ожидаемое, но уже совершившееся и собравшее собою воедино весь мир. [668]

Изложив вкратце основные догматы христианской веры — о Троице, о сотворении мира, об ангелах и диаволе, о грехопадении и Боговоплощении — Григорий совершает этимологический экскурс" "для любителей науки и изящества" ". Слово" "пасха" ", — говорит он, — на еврейском языке означает" "переход" ": [669] исторически термин указывает на бегство израильского народа из земли египетской, духовно же — на" "переход и восхождение от дольнего к горнему и к земле обетованной" ". Григорий считает, что греки изменили в слове две согласных и из phaska сделали pascha для созвучности с глаголом pascho — "страдать" ". [670] Сходная этимология содержится у Мелитона Сардийского. [671] Созвучие термина" "пасха" "и глагола" "страдать" "подчеркивало для грекоязычных верующих ранней Церкви связь между" "пасхой страдания" "и" "пасхой воскресения" ", т. е. Великим Пятком и Воскресением Христовым. Во времена Мелитона, так же, как и во времена Григория Богослова, пасхальная служба включала в себя одновременное воспоминание страданий Христа и Его Воскресения: скорбное богослужение Страстной Седмицы постепенно перерастало в пасхальное торжество.