Алмаз с Книжником не выказали никакого энтузиазма.

— Пойдём. — Лихо стоически вздохнула, понимая, что отговорить Шатуна может стоить ей как минимум половины отведённого на сон времени. Быстрее будет сожрать какой-нибудь антрекот из шипача и на этом угомониться.

— Может, и мы с вами? — Книжник посмотрел на блондинку, готовый выполнить любое её распоряжение. — Успеем выспаться.

— Не надо. — Лихо помотала головой. — Идите. Пока тараканам объясните, от запаха чьих портянок они будут подыхать сегодня в этой комнате. Пока то да сё… Надеюсь, что эта прорва уже насытится.

Алмаз понятливо кивнул и, взяв колеблющегося Книжника под локоть, повёл по коридору, выискивая нужную дверь.

Шатун с Лихо вышли на воздух и через полминуты стали посетителями харчевни, не имеющей названия, но зато сочетающей в себе черты притона и ещё раз притона. Шум-гам, табачный дым, в котором Шатун мог повесить свои тесаки. Рискуя, правда, их затупить о плотную дымовую завесу. Судя по количеству народа, заведение пользовалось успехом. Лихо нашла единственный свободный столик в углу, под которым валялся упившийся в зюзю субъект. Шатун галантно положил его позади своего хлипковатого на вид стула и с опаской уселся. Стул выдержал.

— Сиди, я схожу. — Лихо направилась к стойке, за которой маячил приземистый тип с лоснящейся ряшкой. Ещё у типа была солидная плешь, пухлые уши, нос в красных прожилках и вдохновенный взгляд высококлассного пройдохи, продающего народу калории и градусы.

Пухлоухий уставился на блондинку так, будто встретил любовь всей своей жизни.

— Откуда такие красивые?! — Лучезарная улыбка вспыхнула и засияла, Лихо показалось, что от этого сияния по плеши заправилы безымянного шалмана скакнул солнечный зайчик. — Что будем заказывать? Всё наисвежайшее! Вам, как новым людям, любой скажет, что у Михеича всё без обмана!

— Мы из полной и законченной жопы… — поведала Лихо и показала пальцем в угол, где сидел Шатун. — Во-о-от того милейшего мужчину видите? С расчётом на его конституцию — пожрать сообразите. Побыстрее. Пить ничего не будем, на этот счёт можете не суетиться.

На стойку легли две обоймы от «калашникова». Тип за стойкой, лыбящийся, как скоморох на деревенской ярмарке, удачно рассмешивший хозяина питейного дома, тут же прибрал их к рукам. Скорости его упитанных конечностей мог бы позавидовать и Шатун.

— Сейчас всё будет! — Улыбка прибавила в мощности, рассыпавшись ворохом фейерверков. — А кушать точно насухую будете? У меня есть просто изумительная самогоночка…

— Спасибо, не надо. — Лихо развернулась к нему спиной. — У него желудочек слабый. Язва, ебулдыцкий шапокляк…

«В моём лице», — подумала она, отходя от стойки. Пухлоухий сожалеюще тряс головой, гася улыбку. Лихо начала пробираться обратно, протискиваясь между столиками, ввиду экономии места близко стоящими друг к другу. Рожи у посетителей данного заведения с очень сомнительной репутацией были как на подбор. Людей с такими смазливыми мордашками покойный Глыба не подпустил бы к Суровцам на предельное расстояние выстрела из какой-нибудь «ОСВ-96».

Лихо почти добралась до своего столика, не получив ни единого шлепка по заднице. Неизвестно, что сыграло решающую роль в том, почему этого не произошло. То ли вид голодного Шатуна, то ли повадки самой Лихо, с головой выдающие в ней даму с характером.

— Да на кривом и шершавом я тебя видел! — рявкнули сбоку, определённо без тени иронии. — Ты кто вообще такой?!

Блондинка скосила глаза вбок и замерла в пяти шагах от своего столика. Шатун озадаченно уставился на неё, не понимая причины её остановки. Лихо во все глаза смотрела на сидящего в компании ещё троих самого серьёзного вида типов высокого, гибкого мужчину чуть старше её самой. Правая половина лица которого выглядела так, словно её изобретательно и с особым тщанием познакомили с куском раскалённого металла. И только в прорези глаза поблёскивало что-то мутно-багровое, живое…

— Никита? — окликнула она его вполголоса, ещё сомневаясь, что это тот человек. — Никита? Хлыст?!

Мужчина с обезображенной половиной лица и в самом деле чем-то напоминал хлыст. Пока ещё свёрнутый, но готовый взвиться в воздух, хлёстко обжечь ударом. От которого все мысли разбегаются в никуда, и остаётся только налитый раскалённой болью, набухающий багровым рубец.

— Никита. — Лихо сделала один шаг к этому столику. — Это же я, Лихо… Ты куда пропал? Что случилось?

— С какого перепуга ты вдруг стал Никитой? — Один из сидящих за столиком, бугай со странно обидчивым выражением лица, подозрительно глянул на собеседника. — Да ещё и Хлыст. Насколько я помню, с утра тебя представляли Мёртвым… А что за баба?

— Ты кто? — Хлыст-Мёртвый повернулся к блондинке, изгибая левую половину рта: правая шевелилась еле-еле, с видимым трудом. Целая сторона его лица выражала лишь бесконечное раздражение. Эмоцию человека, в трудный разговор которого вдруг влезают с насквозь неуместными вещами.