Вонсяцкий Анастасий Андреевич
Шрифт:
– Все согласны с планом Каракана? — переспрашивает Мейер.
– Все… только один вопрос, если завтра вечером он никуда не выйдет то, как, — отложить придется до послезавтра или идти на квартиру? — интересуется Римский-Корсаков…
– Нет, ждать следующего вечера, а сегодня предлагаю ликвидировать Иванова.
– Что это за личность? — интересуется Мейер.
– Бывший красноармеец живет в Аутке, у отца.
– Согласны? — спрашивает Мейер.
– Что за вопрос? — бурчит Накашидзе. — Надо Димку сюда… Алик, пойди приведи Димку…
Я встаю, подхожу к столику мадам Раввэ, целую ручку. Несколько комплиментов, а затем незаметно шёпотом передаю Димке…
– Слушай Дима, тебя все ждут, прощайся скорее.
– Разве есть что-нибудь? — спрашивает также тихо Крыштофович.
– Да.
– С икрой?
– Не знаю. Сегодня — нет. Завтра наверное…
Было начало двенадцатого, когда несколько фигур, все в резиновых плащах, с надвинутыми на глаза фуражками, безмолвно поднимались по Аутской…
Одни из них, высокий с накинутым на голову капюшоном, подходил к одному, нагонял другого и что-то передавал…
– Слушай, Эрик, ты с Димкой и Накашидхзе будете в оцеплении… Зорко следите, чтобы в то время, как мы будем стучаться в дверь и войдем в квартиру, он, сволочь, не почувствовал и не выскочил бы через какое-нибудь окно, — отдал приказание Немирович…
Вскоре, подошли к нужному месту. Все столпились у ворот невзрачного, двухэтажного домика. Дверь была открыта, и потихоньку все вошли во двор, за исключением Бореля, который стоял снаружи. В руке у него блестел маузер… Несколько фигур на ципочах взбирались по скрипучей лестнице. Вот и дверь
– Стучи, Вонсяцкий, — приказывает Немирович.
Раздается стук. Тишина… На второй стук за дверьми раздается шлепанье туфель и вопрос: " Кто там?"
– Свои, открывай!..
Дверь открывается, и нашим взорам предстоит пожилой мужчина в нижнем белье.
– Что угодно?
– Здесь живет Иванов?
– Я самый, что прикажете?
– Ах это, значит, ты! Где твой сын?
– Сын, сын мой, — растерялся старик.
– Ну, да сын, а не дочь, — восклицает Мейер…
– Его сейчас нет.
– Да где же он?
– Где-нибудь гуляет. Скоро должен вернуться. Не знаю, почему, до сих пор его ещё нет.
В трёх маленьких коморках ютилась вся семья Ивановых. Все спали: на двух кроватях по двое детей. Все девочки. Одной, старшей, — лет 14… Не было только старшего сына, который был виновен в том, что участвовал в расстрелах офицеров в Севастополе, а позже служил в красной армии.
– Что вам от него нужно, — с волнением спрашивает отец.
– Что нужно? — отвечает Мейер — тебе нет никакого дела! Ложись-ка спать, а мы его подождем… Плохо ты смотрел за ним.
В это время мать пала перед Немировичем на колени и стала говорить, что сын ни в чем не виновен.
– Передайте Борелю, Димке и Бичо, чтобы они спрятались во дворе, в сарай. Могут спугнуть зверька, — беспокоится Каракановский.
Все попрятались, а мы расселись по стульям и стали ждать.
– А скажи дед, откуда у тебя в доме вот этот кортик? Сынка? Ну, хорошо, — мы узнаем, — откуда он у него…
Спустя минут сорок поднимается по лестнице какая-то фигура и входит в кухню. Увидев нас, останавливается, пятится назад, но вдруг чувствует, что чья-то сильная рука опускается ему на плечо и чьи-то свирепые глаза останавливаются на нем…
– Что, товарищ? Не узнаешь? Позабыл? Я тот, кого расстрелять не удалось! А этот кортик, помнишь чей?
Опешивший Иванов не может выговорить ни слова.
– Ну, прощайся со своими.
Через несколько минут, мы, все быстрым ходом спускались к Ливадии. Подошли к воротам.
– Кто спустится к морю — спрашиваю я.
– Если хочешь, вали ты с Бичо…
– Хорошо…
Подошли к тому месту, где тропинка ведет к самому морю.
– Мы пойдем переодеваться, а вы скорее: мы вас будем ждать.
Я иду впереди, за мной он, а дальше Накашидзе…
– Товарищи, вы меня куда ведете, — жалобным голосом спрашивает красноармеец.
– Какие мы тебе товарищи, скотина!
– Ваше Высокоблагородие, — взмолился краснокожий…
– Ступай вперед, собака… и пикни мне хоть слово, — пригрозил маузером Бичо…
Шум моря был слышан все сильнее и сильнее. Сегодня море особенно неспокойно. Громадными волнами оно налетает на обрывистый берег, разбивается и уходит белой пеной назад, чтобы с новой силой бросится на него. Оно беспокойно, как будто чувствует, что сегодня в подарок получит человека…