— Жив, боец? — усмехаясь, спросил Леша.

— Да пошел ты… Дай сигарету.

— Здесь, говорят, не курят…

— Ага. Здесь только трескают по башке топором и собираются стрелять в затылок. Больше ничего.

Осокин бросил мне пачку «Лаки Страйк», и я наконец закурил. Затянулся, закрыл глаза и на целую вечность замер, поражаясь тому, как же это все-таки здорово. Живой… Живой, черт возьми… Все продолжается…

— Откуда ты взялся? — спросил я наконец у Осокина. Наверное, это был глупый вопрос — у ангелов-хранителей не принято спрашивать документы.

Скалясь и поглядывая на все еще лежащего без сознания капитана, Осокин объяснил, что после того, как я, словно взбесившийся, сорвался из гостиничного номера Дебби, он почуял неладное и решил вечером проследить за тем, как пройдет наша встреча с капитаном.

— Плащ-то на мне по-прежнему твой, — говорил он, — а во внутреннем кармане лежит твоя пресс-карта годичной давности. После того как вы спустились вниз, я подошел к постовому и сказал, что я — это ты, но только слегка припозднился. Прошу, мол, прощения, пропустите, пожалуйста. Ты знаешь — эти бараны поверили и пропустили меня без единого вопроса. За что только им зарплату платят, а? Я шел по туннелю метрах в ста за вами. Хорошо что не дальше — когда туннель начали перекрывать и из стены поползла бетонная переборка, еле успел проскочить. Ну а потом стоял — во-он там, наблюдал… Не слышно ни хрена, честное слово, а то я бы раньше подошел. Сперва я думал, вы тут своими следственными экспериментами занимаетесь, а потом смотрю — нет, все серьезно, похоже, он действительно собрался тебя валить. Ну, тут уж я, конечно, вмешался. Зря, что ли, я в свое время занял второе место на городском турнире по боксу? Вырубил этого мордоворота с одного удара!

— Я что-то слышал про эту историю с турниром, — сказал я. — Это было не в тот ли раз, когда против тебя выставили однорукого парня со второй стадией дистрофии?

Мы выкурили еще по одной сигарете и решили, что из туннеля нужно как-то выбираться. «А с этим что?» — кивнул Осокин на капитана. «Пристрели его, и делу конец!» — сказала Дебби. Все это время она стояла и огромными влюбленными глазами смотрела на Осокина. Я выдернул из брюк капитана ремень и туго скрутил ему руки за спиной. Вдвоем с Осокиным мы оттащили его к стене и аккуратно усадили. Оба ирландца — и Мартин, и Брайан — по-прежнему неподвижно стояли у стены. Мы трое избегали даже смотреть в их сторону.

— Эй, любезный, — похлопал капитана по щекам Осокин. — Пятиминутка релаксации окончена. Подъем.

Через некоторое время капитан открыл глаза и обвел нас всех мутным взглядом.

— Как разблокировать туннель? — тоном опытного гестаповца поинтересовался Осокин. — Отвечать быстро и четко. И не заставляй меня доставать из кармана мою зажигалку…

От сознания того, что все уже кончено, что весь этот кошмар остался в прошлом, на душе было легко и чисто. И пусть Дебби вилась вокруг Осокина и преданно заглядывала ему в глаза — пусть. В этой жизни есть много других приятных сторон.

После пятиминутных переговоров Осокин помог капитану подняться, подобрал его лежавший на рельсах пистолет, и все мы вереницей побрели к выходу. Капитан показал, где именно находится пункт управления шлюзами, и, поковырявшись в кнопках и рычажках, Осокин нашел-таки, как отключить блокировку туннелей. Бетонная плита, преграждавшая нам дорогу, медленно поплыла в сторону.

— Илья, — тихо сказала Дебби, подойдя ко мне.

— Да, Дебби?

— Все кончилось.

— Да, Дебби, все кончилось…

— Ты молодец, — сказала она. — Ты умный и смелый…

— Спасибо.

— Мы… Мы еще увидимся с тобой?

— О чем ты? — невесело улыбнулся я. — Все ведь кончилось… Совсем все. Сегодня ты уезжаешь.

Она посмотрела в глубь тускло освещенного жерла туннеля.

— То, что происходило между нами. Я не хочу, чтобы это кончалось…

— Через несколько часов у тебя самолет, — усмехнулся я. — Тебе осталось…

Я вытряс из рукава часы, посмотрел на тускло светящийся циферблат:

— Тебе осталось меньше четырех часов…

Часы показывали двадцать девять минут четвертого. Двадцать девять — без одной минуты половина… Отчего-то такое положение стрелок насторожило меня. Что-то не так в них было, что-то предвещающее опасность… После ударов рукояткой пистолета по затылку соображалось мне тяжело, и поэтому, когда до меня наконец дошло, было уже, поздно. Слишком поздно.

— Сразу, как поднимемся наверх, выпью пива, — начал Осокин. — Литра два зараз, а то…

Договорить он не успел — в туннеле погас свет. Моментально и опять совершенно неожиданно. Тьма упала на нас ватным одеялом — точь-в-точь, как в прошлый раз…

— Что за фигня? — удивился невидимый в темноте Осокин. — Здесь что…

Он неожиданно замолчал. Я напряженно вслушивался в то, что происходило вокруг.

Как я мог забыть?! Как, черт возьми, я мог об этом забыть?! Ежедневная минутная технологическая пауза, во время которой происходит перезарядка аккумуляторов! Ровно в полчетвертого. Как это могло вылететь у меня из головы?!