— Я согласовывала. Говорила со Степашиным, он куда-то звонил, говорит, что выпускать можно.

— Ну, тогда конечно. Тогда — с Богом. А свой репортаж я в таком случае в среду и сдам. В первой половине дня тебя устроит?

— Устроит. Сколько у тебя там строк — больше трехсот? Та-ак… — Секретарь вытащила располосовку номера среды и что-то в ней отметила. — Пойдет прямо под социальным блоком.

На душе заметно полегчало. Сенсация с явившими миру свое мерзкое лицо спецслужбами подвернулась как нельзя кстати. Люблю, признаться, отложить на завтра то, что можно сделать сегодня. Послезавтра с утра уточню все детали, еще раз поговорю со следователем и отпишу все куда качественнее.

Со спокойным сердцем я постучал в дверь редакторского кабинета.

— Войдите, — раздалось изнутри.

В кабинете сидели посетители. Оглядевшись, я насчитал четверых — трое парней и рыжая, ослепительной красоты девица. Девица сидела прямо напротив двери, и не упереться взглядом в ее роскошный, в точно отмеренной дозе видневшийся из-под облегающей футболочки бюст было просто невозможно.

— А вот и Илья Юрьевич, — с театральной интонацией провозгласил редактор. — Знакомьтесь — ведущий специалист в области острого репортажа, так сказать, гордость нашей газеты — Ха! Ха! Ха! — господин Стогов. Никто не расскажет об интересующих вас сторонах жизни города лучше, чем он. А это, Илья Юрьевич, наши зарубежные гости из Ирландии, из города… э-э…

— Из Корк-сити, — практически без акцента сказал один из трех сидящих за столом парней.

— Да-да, — подхватил редактор, — из Корк, так сказать, сити. Знакомьтесь!

Я обвел взглядом «зарубежных коллег». Все как один рослые, зеленоглазые, длинноногие.

— Брайан Хьюсон, — сказал первый, небритый, длинноволосый, одетый в кожаную куртку и черные джинсы. — Я сотрудник небольшой газеты «Войс оф фридом». Это студенческая газета Коркского университета.

— Мартин Клейтон, — кивнул второй — подтянутый, хмурый, с тяжелым подбородком и носом боксера. — Журналист «Айриш ревью».

— Шон Маллен, — представился третий, весь какой-то блеклый и неброский. — Я стажируюсь в «Корк дейли телеграф». Очень приятно.

Рыжая девушка молчала и откровенно ощупывала меня своим тяжелым бездонным взглядом.

— Илья Стогов, — сказал я.

— Деирдре О’Рей ли, — наконец словно нехотя проговорила она. — Я не совсем журналист. Я аспирантка факультета социологии Коркского университета. Собираю материал для своей магистерской диссертации.

— Очень приятно, — сказал я почти что искренне и вопросительно глянул на редактора.

— Коллеги будут стажироваться при нашей газете всю эту неделю, — не переставая натянуто улыбаться, сказал редактор. — А мы, в свою очередь, должны позаботиться, чтобы эта неделя прошла для них плодотворно. Вы понимаете меня, Илья Юрьевич?

— Понимаю, — вздохнул я.

Чего уж здесь не понять? Сволочь он все-таки, мой уважаемый редактор. Редкостная сволочь. Подкинул работенку.

Ситуация была ясной как божий день. Газета моя, являясь рупором народных масс, цепным псом демократии и ведущим городским изданием, выполняла, кроме основной своей функции — своевременного информирования читающей публики о событиях в городе и мире, — еще и, так сказать, общественную нагрузку. Время от времени в Петербург наезжали зарубежные журналисты, интересующиеся отечественной экзотикой, и все мы, сотрудники газеты, должны были, забывая о семьях и работе, отбывать в эти дни повинность гостеприимства.

Связываться с инфантильными, вечно путающимися под ногами «зарубежными коллегами» не желал в редакции никто. Однако у уважаемого редактора Виктора Константиновича имелась идея фикс, которая сводилась к тому, что долг гостеприимства рано или поздно окажется платежом красен и у газеты появится возможность отправлять сотрудников для стажировки в иные страны. Никогда еще никто из моих знакомых журналистов не уезжал за счет встречающей стороны никуда дальше Выборга, и тем не менее заморские варяги бывали встречены в редакторском кабинете с неизменным гостеприимством и тут же прикреплялись к какому-либо из сотрудников редакции.

Чаша сия до сих пор обходила меня стороной. Все-таки я был в газете не каким-нибудь рядовым репортером, а журналистом известным, обладающим собственным — горячо любимым публикой — именем, и отрывать меня от работы никто не рисковал. Себе дороже.

До сих пор я только смеялся над невезучими коллегами, а те что-то злобно шипели в ответ и пытались извлечь из обрушившейся на них напасти хоть какую-то выгоду. Кто-то нещадно гонял гостей за пивом. Кто-то одалживал у них денег, честно предупреждая, что отдавать не собирается. Симпатичных журналисточек Осокин раз за разом заволакивал в свою гостеприимно распахнутую постель. Вспомнив, чем обернулась для него эта любвеобильность, я внутренне хмыкнул.