— Нас ждет ужин, — напомнил Ричард. — Александр хватится нас.

— Это так важно?

Он почувствовал, как ее губы ищут его губы. Он отвернул голову, но она легонько укусила его за мочку уха — это всегда было частью ее любовной игры.

— Мой Ричард, — прошептала она. — Разве ты забыл, что мы с тобой значим друг для друга?

Ее тело, казалось, обвилось вокруг его тела, и он ощутил острый прилив желания — да, эта женщина умела разжечь в нем страсть. Но, к своему удивлению, он без напряжения от нее отшатнулся, и в тот же миг погасло желание. Теперь он доподлинно знал, что свободен, свободен от Екатерины, знал, что над ним не властна более ее томная восточная красота.

— Я хочу тебя, Ричард…

Даже голос, произносящий эти слова, показался ему чужим. Ричард деликатно снял женские руки со своей шеи и повторил:

— Мы должны идти. Тебе, как и мне, известно, какие будут неприятности, если нас не будет рядом с Александром во время ужина.

На секунду Ричарду показалось, что Екатерина его не послушает. Дыхание ее участилось, и Ричард знал — хотя и не видел этого, — что ее глаза потемнели от страсти.

Через пару мгновений, не говоря ни слова, она повернулась и вышла. Ричард увидел, как качнулся занавес, услышал, как застучали ее легкие каблучки по полу, и почувствовал облегчение, хотя и знал, что это еще не конец инцидента. Екатерина его не простит, в этом он может не сомневаться.

Пока в алькове развивались события, Александр не заметил отсутствия ни Екатерины, ни Ричарда, сидя за большим — королевским — столом в банкетном зале. В этот момент он целиком был занят собой и своим собеседником, точнее собеседницей. Таковой оказалась графиня Юлия Жичи.

В бледно-лиловом газовом платье с бархатными лентами, удивительно шедшем ей, она в этот вечер выглядела особенно привлекательно. В волосах ее сверкала алмазная тиара, переливались бриллианты и на ее колье.

— Вы выглядите царицей, — сказал ей Александр. — И вы в самом деле царица моего бала и моего сердца.

Она улыбнулась с притворной застенчивостью.

— Я назвал вас Прекрасной Селестой, — продолжал император, — вы о том знаете?

— То, что вы говорите, государь, на следующий день повторяет вся Вена, — смущенно ответила Юлия.

— Тогда сегодня я публично объявлю вас царицей моего бала, и завтра об этом узнает вся Вена! — Александр склонил красивую породистую голову в сторону Юлии, но она отвела глаза в сторону.

— Я не люблю, когда вы вводите меня в смущение, государь, — тихо отвечала она.

— Вас смущает то, что я восхищаюсь вами так, как ни одной женщиной, которую видел в жизни?

— Вы очень добры ко мне, ваше величество, — медленно проговорила Юлия, — но я предпочла бы, чтобы этого не услышал никто посторонний, иначе, боюсь, меня сочтут вашей фавориткой.

— Какое это имеет значение, если вы в самом деле та, к кому я испытываю расположение и у кого ищу взаимного расположения?

Юлия бросила на него быстрый взгляд и вновь отвела глаза в сторону.

Пожалуй, невозможно было ошибиться в том, что он пытался выразить, но все же она подумала, что должна уточнить это.

— Это восхитительно, государь, — сказала она, указывая на стоящее перед ней блюдо со стерлядью. — Я слышала, эту рыбу привезли с Волги…

— Будьте добры ко мне, и все сокровища России станут вашими, — ответил ей Александр.

— Добра? — переспросила Юлия, поднимая брови.

— Должен ли я выразиться яснее? — Александр помолчал, но ответа не последовало. — Я полюбил вас мгновенно и тогда же назвал вас Прекрасной Селестой — эти слова навсегда запечатлены в моем сердце.

Юлия улыбнулась и покачала головой:

— Нет, нет, государь, вы ошибаетесь. В вашем сердце могут быть запечатлены многие другие имена, но не мое. И, кроме того, признаюсь вам по секрету: я влюблена кое в кого другого.

Она почувствовала, как напрягся сидевший рядом с нею мужчина. Юлия произнесла эти слова легко, она была уверена, что на этом интерес императора к ней иссякнет. Ей было отлично известно, сколь обременительно бывает внимание властелинов, и была намерена разрушить намечающийся роман с российским государем в самом его начале.

— Влюблены в кого-то другого?

Александр повторил эти слова с удивлением, словно не мог поверить, что такое возможно, не мог поверить, что это может быть правдой.

— Да, влюблена, — повторила Юлия, и ее лицо неожиданно посветлело. — Для меня, государь, любовь — это серьезное, очень серьезное чувство.

— Кто этот счастливец? — сухо осведомился Александр.

— Этого я не могу сообщить вашему величеству по весьма веским причинам.

— Не верю, — с ноткой раздражения в голосе отвечал император.