Стенли Гантер поднял глаза на цветные витражи церковных окон. Солнечный свет, проникая сквозь разноцветное стекло, изливался на ступени алтаря праздничной радугой.

Быть может, такова же и наша жизнь? Свет, нисходящий свыше, преломляется в наших душах и телах, принимает множество цветов и очертаний — и в конечном счете, как пламя свечи, нетленным возвращается назад, к Творцу?

— Так вот в чем наша ошибка! — произнес он тихо, словно про себя. — Мы не живем полной жизнью — так часто мы забываем о том, что жизнь… быть может, жизнь и есть Бог?

Мона не отвечала; вдохновение, охватившее ее несколько секунд назад, ее покинуло, она вновь углубилась в свои неотвязные мысли.

Ей предстояло найти ответ для самой себя — решить собственные проблемы, исцелить свое душевное горе.

Ответы на все вопросы давно известны, думала она; но знать — одно дело, применять к себе — совсем другое.

Отойдя от викария, который все еще рассеянно смотрел в окно, она опустилась на дубовую скамью с высокой спинкой — старинную, с самой постройки церкви, скамью Вейлов — и задумалась.

Уже очень давно она не обращалась с молитвами к Богу. Все эти годы стыд удерживал ее и мешал молиться.

Она знала, что грешит, однако была полна решимости не сворачивать с избранного пути; любовь была ей и извинением, и оправданием.

Но где-то в глубине души Мона никогда не забывала об укорах религии, в которой была воспитана.

«И что же, — думала она, — выходит, теперь я созрела, чтобы вернуться к Богу и просить прощения?»

Библия рисует Бога суровым и неумолимым; но на самом деле, думала Мона, у Него должно быть и добродушие, и чувство юмора. Как бы иначе Он терпел эти невыносимые создания — людей?

Взять хотя бы ее: пока был жив Лайонел — грешила вовсю, забыв и Бога, и Его учение, а теперь, когда искушение у нее отнято, надумала раскаяться и стать праведницей. Смех, да и только! Бедный Бог!

Мона преклонила колени, сложила руки и закрыла глаза — но вместо обычной молитвы обратилась к Богу с одной-единственной просьбой:

— Едва ли ты захочешь сжалиться надо мной, Господи, — и все же прошу: дай мне забыть Лайонела! Позволь не тосковать по нему так, как сейчас!

Даже такая малая просьба казалась ей чрезмерной, почти наглой, — ведь она просила милости у Бога, которым столько лет пренебрегала. Но быть может, думала она, он поймет ее и зачтет ей в заслугу — пусть и крохотную — то, что она признает свои грехи, хоть и не готова в них раскаяться.

Она встала и пошла прочь из церкви, викарий двинулся за ней. Когда они вышли во двор, под яркое солнце, он повторил:

— Как я рад, что вы вернулись!

От этих слов у Моны стало теплее на душе: она чувствовала, что он говорит искренне, а значит, у нее есть в деревне по крайней мере один друг.

— Куда вы сейчас? — спросил он.

— Домой. Кстати, совсем забыла вам сказать: Майкл уехал в Бедфорд, так что в Коббл-Парке вы его не застанете.

— Тогда загляну к нему ближе к вечеру, — ответил Гантер. — И не забудьте, вы обещали прийти на нашу вечеринку.

— Не забуду. До свиданья, передайте привет вашей жене.

— Обязательно, — пообещал он.

Моне показалось, что по лицу его скользнула тень.

«Бедняга! — подумала она. — Как жестоко он расплачивается за свою чистоту и респектабельность! Жить с Мейвис Гантер — этого и врагу не пожелаешь!»

Мона повернула к Аббатству; но, хоть и шла быстрым шагом, на десять минут опоздала к обеду.

— Ничего-ничего, все равно обед у нас сегодня холодный, — отвечала на ее извинения мать. — Настоящее угощение будет вечером! С самого утра няня не покладая рук трудится на кухне. Я позвала ей в помощь Эллен — она всегда помогает нам, когда бывают гости, — но Эллен не слишком хорошо готовит, а няня в этом деле настоящая мастерица!

— Как же ты любишь принимать гостей! — ответила Мона. — Право, милая мама, я бы чувствовала себя виноватой, если бы не знала, что тебе самой это в радость!

— Это верно, — ответила миссис Вейл. — Хотелось бы мне приглашать гостей почаще! В первые годы нашего брака с твоим отцом у нас что ни день собирались веселые компании. Мы даже жаловались, что дом у нас маловат — все, кого хотим пригласить, не помещаются в гостиной! А теперь я бы обрадовалась, будь он вполовину меньше.

— Ну нет, вовсе ты бы этому не обрадовалась, — возразила Мона. — Подумай сама, как приятно собирать гостей в большой столовой, где предки улыбаются нам со стен! Кстати, кого сегодня ждем?

— Ну, во-первых, Майкла.

— Да-да, разумеется! Кстати, я его сейчас встретила. И сказала ему: ты до сих пор надеешься, что мы с ним поженимся.

— Девочка моя, надеюсь, ты шутишь? — воскликнула миссис Вейл.

— Вот еще! Так и сказала. Он, по-моему, был в шоке. Ничего подобного ему и в голову не приходило.

— Милая моя, ты иногда ведешь себя как проказливый ребенок! — посетовала мать. — Хоть раз в жизни будь разумной! Да, я хочу, чтобы Майкл тебе нравился. Ты ему уже нравишься, в этом я не сомневаюсь, но если ты будешь его отпугивать…