Шрифт:
Я точно знала: он лжет. Любой из домиков для гостей нашей мамы смотрелся куда величественнее, и всех здешних фонарей не хватило бы, чтобы осветить самый маленький из дворцовых садов Александрии.
Однако хозяйка была польщена.
— Мой брат превращает город, выстроенный из глины, в сказку из белого мрамора. У них с Агриппой большие замыслы.
Она ласково положила руку на лоб Александра, и тот чуть заметно поморщился.
— Спокойной ночи.
Сестра Цезаря встала и на прощание посмотрела на меня так, как умела только Хармион.
— Valete [16] .
За порогом Октавию ждал худой лысеющий человек. Он обнял ее за талию и повел в спальню. Как только дверь захлопнулась, я села и вопросительно посмотрела на Александра.
— Архитектор Витрувий, — пояснил он.
— Автор «De Architectura»? [17] — Это был единственный римский зодчий, которого изучали в Муcейоне. — Думаешь, они…
— Любовники? Да, наверное. Он пришел посмотреть на твои рисунки, но ты куда-то запропастилась. Скажи спасибо, что Цезарь в неведении. Вместо этого его сестра приходит сюда пожелать нам спокойной ночи. Если б ты только знала, как нам повезло…
16
Прощайте (лат.).
17
Трактат «Десять книг об архитектуре» (лат. «De architectura libri decem») является единственной сохранившейся античной работой об архитектуре и, по свидетельству самого Витрувия, на тот момент единственной книгой об архитектуре на латыни. Книга посвящена императору Августу в знак благодарности за оказанную им помощь. Автор обобщил в трактате опыт греческого и римского зодчества, рассмотрел комплекс сопутствующих градостроительных, инженерно-технических вопросов и принципов художественного восприятия. Наибольшую популярность работа приобрела в эпоху Ренессанса.
— В чем? Потерять царство? Лишиться братьев, мамы, отца, даже Ирады и Хармион — в чем тут везение?
— В том, что мы живы!
Александр сел на кушетке. Я услышала, как в соседней комнате открылось окно: должно быть, Марцеллу хотелось глотнуть свежего воздуха. У меня запылали щеки. А брат продолжал:
— Нас могли заточить в тюрьму или сделать рабами, как Галлию. Радуйся, что тебя нашел Юба, а не кто-то другой.
С этими словами он погасил светильник, но и во тьме передо мной горели глаза нумидийца, полные гнева и возмущения.
Галлия разбудила нас на рассвете. Водрузила на стол кувшин с водой, а другие рабыни поставили рядом чаши, наполненные сыром и оливками, и свежевыпеченный хлеб. Впрочем, даже самые дразнящие запахи не соблазнили нас вылезти из постелей.
— Солнце встало! — громко подбодрила Галлия. — Госпожа, тебя ждут в атрии, да и утренний салютарий начался. Живо сбрасывайте свои туники и надевайте тоги!
Приоткрыв один глаз, я увидела, как брат натянул подушку на голову, и простонала:
— Салютарий — это что?
Галлия резко хлопнула в ладоши, так что Александр даже вздрогнул.
— Это время, когда клиенты приходят на виллу просить положенные им деньги, а чаще всего — выклянчивать помощь. Любой горожанин, у кого завалялась хоть пара денариев, устраивает по утрам салютарий. А как иначе пекарю или портному получить заслуженную плату?
Присев на кушетке, брат подозрительно покосился на еду.
— Оливки с сыром?
— И хлеб. Давай собираться, — сонно сказала я. — Марцелл уже поет в коридоре.
Очевидно, что-нибудь непристойное, к примеру о жрицах Бахуса.
— Да что с вами? — воскликнула Галлия. — Вставайте, вставайте!
Мы вскочили с кушеток и переглянулись.
— Наш первый учебный день, — насмешливо протянула я. — Интересно, кто больше обрадуется — Юлия или Тиберий?
— Ты ведь знаешь, почему она тебя недолюбливает.
— Кто сказал, что Юлия меня недолюбливает? — переспросила я, шагая вслед за ним в купальню.
— Она уже дважды была помолвлена, — проговорил Александр, ополаскивая лицо лавандовой водичкой из чаши. — Сначала Антилл, потом Котизон, дакийский царь… А после Октавиан передумал выдавать ее за иноземца, ведь теперь ему нужен наследник. В общем, Цезарь надеется поженить их с Марцеллом, а ты в последнее время крутишься рядом. Вот Юлия и ревнует.
— Откуда ты знаешь?
Брат сверкнул глазами.
— Она сама рассказала вчера вечером. Пока тебя зачем-то носило к подножию Палатина.
— Это правда, они помолвлены? — обратилась я к Галлии.
— Да, — осторожно сказала она, и мне пришлось наклониться над умывальной чашей, чтобы скрыть разочарование.
— Впрочем, помолвки в Риме недорого стоят, — прибавила Галлия, протягивая мне квадратный кусок льняной материи.
— Почему?
— Так уж получается. Большинство женщин выходят замуж по четыре-пять раз кряду.
Я даже замерла, приняв у нее кувшинчик с пастой для зубов.
— Разве можно любить стольких мужчин?
— Ну, твоя мама любила многих, — возразила рабыня.
— Двоих, — отрезала я. — Юлия Цезаря и Марка Антония. И все.
Галлия недоверчиво покачала головой, так что мой брат вмешался.
— Это правда. Римляне могут судачить сколько угодно, но у нее было только два мужа. И она хранила верность папе до самой смерти.
— Как univira, — благоговейно пробормотала рабыня.