— Ей просто нравится, — ответил вместо меня Тиберий. — Есть люди, которым действительно интересно учиться.

— С какой стати? Витрувий говорит с тобой только про измерения.

— С помощью этих измерений сооружаются здания, — возразила я. — Вчера мы ходили к святилищу Аполлона. Его почти завершили.

— Серьезно? — спросил Марцелл, срезая путь через Марсово поле. — И что там внутри?

— Библиотека, отделанная слоновой костью и золотом. И статуя работы Скопаса [29] .

— Находка Юбы? — уточнил юноша.

Я пожала плечами.

— Так сказал Витрувий.

У конюшен, под сенью портика, Ливия и Октавия сидели за деревянными прялками так далеко друг от друга, насколько допускали приличия. Сестра Цезаря с улыбкой поднялась нам навстречу.

— Юба, Галлия, благодарю вас обоих за то, что доставили наших учеников целыми и невредимыми. Надеюсь, детки вели себя хорошо?

— Не считая нытья — разумеется, — отозвался нумидиец.

— А ты бы не жаловался? Все отдыхают, а мы одни занимаемся, — проворчал Марцелл.

— Тяжело быть наследником, — усмехнулся Юба.

— Он еще не наследник! — оборвала его Ливия.

— Прошу прощения. Возможным наследником.

— Всем известно, что Цезарь предпочитает Марцелла, — вскинулся Тиберий. — К чему эти церемонии?

Ливия бросила взгляд на мужа, плававшего вместе с Агриппой под присмотром преторианских охранников.

— Октавиан говорит, что еще не принял решение. Не вижу причин, почему бы тебе не стать наследником?

— А их и нет, — язвительно бросил Марцелл. — Идем, Александр, я хочу поплавать.

Когда они с моим братом ушли на конюшни, Тиберий злобно взглянул на мать и воскликнул:

— Может, пора уже прекратить эти разговоры?

Та поднялась и быстро влепила ему пощечину.

Побагровев, юноша мрачно последовал за остальными.

— Он тебя возненавидит, — предупредила Октавия.

— Ты что у нас, авгур? Умеешь предсказывать чужие поступки?

Юлия так и впилась глазами в прялку, а я смотрела только в альбом, боясь навлечь на себя гнев Ливии. Тогда она вздумала обрушиться на Галлию.

— Принеси мне новое веретено!

— Не ходи, — вмешалась Октавия. — Пусть сама берет все, что ей нужно. Тут недалеко.

Рабыня замешкалась. Повиноваться хозяйке значило еще больше разгневать Ливию. Но Галлия, не мигая, выдержала ужасный, грозящий карами взгляд. Когда стало ясно, что она не тронется с места, Ливию точно ветром сдуло.

Позже, когда мужчины вернулись, Юлия шепотом рассказала о происшедшем Марцеллу и Александру. На обратном пути к Форуму девушка снова с жаром произнесла:

— Представляете, а она — ни с места!

Галлия шла вслед за нами в обществе нумидийца и Тиберия, благополучно забыв о том, что случилось в портике. Однако Марцелл покачал головой:

— Зря мама так поступила. Жди беды.

— Галлия — не рабыня Ливии, — горячо заспорила я. — Она вообще не должна быть ничьей рабыней.

— Но все-таки принадлежит моей матери, — вздохнул Марцелл. — И теперь она в большой опасности. Нельзя безнаказанно встать на дороге у этой женщины.

— А я понимаю Октавию, — подала голос Юлия. — Ей надоело, что Ливия корчит из себя единовластную владелицу Рима.

— Так и есть, — возразил Марцелл.

— Нет. Мой отец — хозяин! А Ливия просто шлюха, которой повезло с мужем.

Мой брат хохотнул, и я прикрыла рот, чтобы не рассмеяться вслух. Юлия озорно подмигнула мне.

— Давайте найдем разбирательство покороче и покончим с этим.

В этот день на Форуме слушалось только одно дело. Люди толпились вокруг подиума, откуда адвокат обращался к присяжным заседателям, которым и предстояло вынести окончательное решение.

— Ничего не видно, — пожаловалась дочь Цезаря. — Что вообще происходит?

— Двести рабов обвиняются в убийстве хозяина, Гая Фабия, — пояснил Юба.

— Гай Фабий? — ахнула Юлия и повернулась ко мне. — Помнишь? Тот самый, что высек мальчишек возле святилища!

— И что же, все двести — убийцы? — воскликнула я.

— Когда один из рабов лишает жизни своего господина, наказания не избежать никому, — бесстрастно проговорил нумидиец.

Внезапно Юлию разобрало любопытство.

— А нельзя нам как-нибудь подобраться поближе?

— Конечно, — сказал нумидиец, изогнув брови, и осторожно провел нас за помост, на котором рядами стояли рабы, скованные за шеи.