В последнее время стал подмечать, что шеф всю свою работу стал перекладывать на меня. То ли учения, то ли подготовка показательных занятий в системе командирской подготовки — все валил на меня. Даже занятия по разведывательной подготовке для офицеров управления стал проводить я. Он как бы рядом, что-нибудь подскажет и на том спасибо, но не больше. Ну, думаю, шеф стал что-то здорово сачковать, на него это было не похоже. Он, наверное, почувствовал мое настроение. Однажды, когда мы были в кабинете одни, он мне прямо, откровенно свои карты и раскрыл. «Миша, ты не обижайся, это все делается для твоего же блага. Моя служба подходит к концу. Весной я решил уволиться, уехать в родной Харьков и получить квартиру. До старости, как другие, служить не намерен. Вот и загружаю тебя работой, чтобы набирался опыта, пока я рядом».

Незадолго до весеннего полевого разведвыхода на него пришел приказ на увольнение. Проводы он организовал в Доме офицеров, присутствовали почти все офицеры управления. Много было сказано хорошего в его адрес. После обмытая дембеля шеф потихоньку рассчитывался с разными службами, подписывал обходной лист. Накануне разведвыхода из Москвы пришел приказ о назначении меня на должность начальника разведки дивизии. Я был очень рад, не менее за меня радовался и шеф. Где-то через неделю собрались разведчики всей дивизии, как и прежде на учебном центре, на свой традиционный полевой выход. Мы с шефом предварительно договорились, что на следующее утро к моменту построения личного состава на занятия он подъедет и поговорит с ребятами о службе. Ну и поблагодарит за совместную службу, скажет им до свидания. Утром подъехал шеф. Войска были уже построены. Доложил Игорю Григорьевичу, все чин по чину. Пантюшенко поздоровался с личным составом, поблагодарил парней за совместную службу, на что те ответили дружным троекратным ура. И мне говорит: «Больше не буду расстраиваться», — обнял меня и уехал. Встретились мы с ним только через пять лет в Москве, и то на вокзале. Его провожал Сурьков, офицер Генерального штаба, который каждый год приезжал в Фергану на сбор «партизан», которым руководил Пантюшенко. На скорую руку сообразили прямо в купе по сто граммов. Через минуту проводник попросил всех провожающих покинуть вагон.

Мой первый разведвыход в новом качестве, без учителя, проходил не очень гладко. Подвели разведчики чирчикского полка, даже не разведчики, а два механика-водителя из батальона полка. Боевые машины находились в лагере, пока разведчики в течение нескольких суток отрабатывали вопросы разведывательной подготовки в предгорье. Зимой в альплагерь мы не уходили, уж очень много снега. От каждой разведроты было оставлено по два человека для охраны. В разведроте чирчикского полка было всего две машины, а механики из парашютно-десантной роты учебной группы какого-то батальона. Рота полностью не была укомплектована боевыми машинами, поэтому на полевой выход им выделили машины из полка. Правильно говорят, когда солдату не хрен делать, его тянет за забор. Старший в лагере ослабил внимание, а механики завели боевую машину и поехали в ближайший кишлак Акпиляль. Подъехали к клубу, где веселилась узбекская молодежь, среди них многие не владели русским языком. Конечно, десантники попытались что-то изобразить, но их не поняли. Ситуация стала осложняться. До десантников дошло: компания чужая, надо уходить. Забрались под броню, стали разворачивать машину и, надо же, гусеницами разворотили клумбу, на которой росли розы. В ответ полетели камни. В это время проезжал председатель местного колхоза и эту картину наблюдал воочию. Утром нужная информация была уже в горкоме. Оттуда позвонили в политотдел дивизии. Труда большого для выяснения, чьи это были похождения, не понадобилось. На выходе были только разведподразделения. До конца разведвыхода Старченко, начальник политотдела, меня не трогал. Конечно, с нарушителями разобрались. Получилось у них все по-нашенски, сначала делаем, а потом думаем. После окончания полевого выхода начальник политотдела пригласил меня в кабинет и все мне с глазу на глаз высказал. Поскольку у меня с ним были хорошие служебные отношения, я отделался только назиданием на будущее, и еще он мне пожелал, чтобы в работе с разведчиками не было отступлений от методики Пантюшенко. Вот так у меня получился первый блин комом. Естественно, выводы были сделаны.

У нас в дивизии было четыре разведроты, первое место одно, так же, как и последнее. Так вот это последнее место традиционно занимала рота чирчикского полка, но у них всегда было одно первое место по боксу. В штате роты был Толя Шпелев, чемпион дивизии, округа, ВДВ, а также будущий чемпион Союза и Европы по боксу. Кстати, очень скромный солдат. В Фергане он вырос от рядового до майора, начфиза полка. Сейчас живет в Москве, тренер по боксу в спортивном клубе, изредка перезваниваемся и встречаемся.

После весеннего разведвыхода подошло время проверки боевой подготовки частей и подразделений дивизии. В течение двух недель на полигонах, полковых стрельбищах днем и ночью не смолкала стрельба. Потом командир дивизии подвел итоги проверки. Мне, как молодому начальнику, было приятно слышать, что разведподразделения весеннюю проверку сдали успешно. В конце совещания Королев, как в том анекдоте: «А сейчас поговорим о плохом». Мы насторожились. Из-за бугра давно попахивало плохой обстановкой. В Афганистане произошла революция, уже шли боевые действия правительственных войск с оппозицией. Однако нас это пока не тревожило, а только настораживало. Тем не менее комдив заговорил о другом. К,нам едет с ревизией Главная инспекция Министерства обороны. Возглавляет ее маршал Советского Союза Москаленко. Мы так и ахнули. Далее командир сказал, что оперативный отдел в течение двух дней составит предварительный план проверки, согласует со штабом ВДВ, а потом его доведут до командиров частей. «Вам мой совет, готовьтесь к инспекции с сегодняшнего дня, не откладывайте на потом». Через неделю в Фергану прилетела большая группа генералов и полковников со штаба ВДВ для оказания нам помощи в подготовке частей и подразделений к сдаче проверки военной инспекции. Естественно, они с нас не слезали до тех пор, пока не наметилось более или менее правильное направление работы по подготовке частей и подразделений к этой самой инспекции, и вернулись в Москву. Я своих офицеров определил в состав рабочих групп, которые работали в полках. Сам же вплотную занялся дивизионной ротой. Период подготовки сам по себе был нервным. Каждый начальник требовал от комполка чего-то в интересах своего подразделения. Часто через комдива включал административный ресурс и я. Изначально инспекцией рассматривался вопрос проведения учений, затем сдача одиночной подготовки. Однако усилиями штаба ВДВ удалось убедить инспекцию и провести проверку в обратной последовательности. Все лето дивизия вертелась, словно белка в колесе. Наконец дождались «желанных» гостей. Старшим в дивизии был генерал-полковник Ямщиков. Несмотря на чрезмерное пристрастие офицеров инспекции, одиночную подготовку десантники сдали уверенно на «хорошо». Начался второй этап проверки. Подготовка и проведение дивизионного учения с десантированием в Восточном Казахстане. Вот здесь и начался настоящий кошмар, подъем по учебной тревоге, выход в районы сосредоточения. В этих же районах готовили и боевую технику к десантированию. Офицеры инспекции в этом ни хрена не разбирались, но совали свои носы и только мешали десантникам заниматься делами. Конечно же, — это они делали из любопытства, но нам от этого легче не становилось. В подземном бункере утром должны были заслушивать начальников ведущих служб. Конечно, первым, как всегда, буду я, начальник разведки дивизии. Всю ночь не спал, рисовал рабочую карту, готовил доклад о противнике в районе десантирования и боевых действий. Утром все и началось. Отдыхал ли ты, завтракал ли ты, никого это не волновало, а вот если солдат не поел, берегись, командир. Как сейчас модно слышать, однополярные действия. Успел только насухую побриться, подшить свежий подворотничок. Развесил свою рабочую карту, про себя еще раз продумал доклад.

Заходит Ямщиков. Тут же последовали команды: «Встать, смирно», и доклад о готовности к занятию. Инспектор внимательно осмотрел тактический класс, содержание стендов, подошел к моей карте. Мы в то время на картах воевали с КНР и в основном с войсками, которые были на территории Синьцзянь-Уйгурского автономного района. Осмотрев присутствующих, генерал сел за стол, раскрыл рабочую папку, достал записную книжку, карандашом сделал какую-то запись. Я с указкой в руке был уже на старте. «Ну что же, начнем работу. Где начальник разведки? — и снова заглянул в блокнот. — Давайте, товарищ Скрынников, послушаем вас». Докладывал нормально, как учил ветеран, фронтовик, полковник Пантюшенко. Заострил внимание генерала на том, что ракетный дивизион «Дун» — мобильный, и, если не предусмотреть его окружение в момент десантирования, он может быстро свернуться с позиций и уйти из-под удара, а в новом районе займет огневые позиции, и тогда жди беды. Генерал оживился: «Комдив, обратите на это внимание при планировании боевых действий». Королев встал, соглашательски поддакнул: «Штаб при планировании боевых действий обязательно это учтет», — и тем самым как бы мне подыграл. Затем Ямщиков задал еще несколько вопросов, сделав необходимые пометки в блокноте, разрешил сесть. После меня старший инспектор стал пытать Петрякова, начальника штаба дивизии, а как десантники будут выполнять ближайшую задачу, то есть уничтожать объекты противника в районе площадки приземления, потом еще некоторых офицеров штаба дивизии. В целом все прошло успешно. Осталось только десантироваться и победить супостата. Вечером этого же дня оперативная группа дивизии вылетела в район учения. За неделю раньше в Восточный Казахстан ушел железнодорожный эшелон от дивизии для обеспечения десантирования и проведения дивизионного учения.

На площадке приземления все было готово для приема десанта. Мы с раннего утра толпились около смотровой трибуны, ожидая приезда высокого начальника. К нам подошел Симонков: «Хреново, мужики, синоптики обещают на момент десантирования ухудшение погоды». Генерал Костылев, а он был старшим от штаба ВДВ, запросил сводку погоды и о чем-то долго совещался с Симонковым. Москаленко — со своей многочисленной свитой. Мы подготовились действовать по ситуации. Маршал подошел к большой схеме, на которой было нарисовано все: от площадки приземления, выполнения десантниками ближайшей, последующей задач, а также выдвижения резервов противника, и долго смотрел на нее. Потом поинтересовался: «Когда будут парашютироваться солдаты? А кто из парашютистов здесь есть?» Естественно, Петрякову, как старшему, пришлось подойти к маршалу и представиться. Комдив в это время находился в воздухе в составе передового отряда. «Расскажите, что здесь нарисовано?» Было заметно, что он остался доволен услышанной легендой о ходе учения. Мы продолжали группой держаться вблизи маршала. В готовности был и я. Из-за штабной палатки к нам тихонько подошел старшина комендантской роты Лунин: «Товарищи офицеры, пока обстановка позволяет, приходите на обед». Петряков ему напомнил о генерале Костылеве. «Он с Симонковым уже обедает», — ответил Лунин. Оказывается, Костылев и Симонков были знакомы еще со времен войны, им было о чем поговорить, что вспомнить. После обеда погода стала готовить десантникам сюрприз. Это было заметно невооруженным глазом. Солнце стало необычно желтым, чувствовалось первое легкое дуновение ветра, и вдруг резко запахло пылью. Через офицера-порученца об ожидаемом изменении погоды в ближайшее время доложил маршалу. Тот пригласил к себе генерала Костылева и решение вопроса о десантировании в плохих погодных условиях возложил на представителя ВДВ. На горизонте показалась первая группа самолетов передового отряда, началось усиление ветра. На карту ставилась цель учения и результат инспекции дивизии. Генерал-лейтенант Костылев после консультаций по телефону с Маргеловым принимает решение, несмотря на критические погодные условия, десантировать личный состав и технику в намеченные сроки. Первый эшелон десанта десантировался на пределе допустимой скорости ветра, а основные силы десанта приземлялись при сильном ветре. Несмотря на множество травмированных, роты и батальоны незамедлительно приступили к выполнению ближайшей задачи — стали уничтожать и захватывать объекты противника в районе приземления десанта. Полковые разведчики докладывали о противнике в районе площадки приземления, а разведгруппы дивизионной роты вышли на маршруты выдвижения резервов противника. Разведрота Алиева совершила налет на пусковые ракетные установки, которые пытались уйти из-под удара десантников. В реальности на местности «противника» обозначал ракетный дивизион мотострелковой дивизии. Один из эпизодов налета — парни в тельняшках не удержались, вступили в рукопашную схватку с ракетчиками и многим намяли бока. Разведрота ошского полка, которой командовал Манюта, захватила и уничтожила армейский запасный командный пункт. Здесь все обошлось по-мирному, по-джентльменски.

Выполнение ближайшей задачи подходило к концу. Однако погода внесла жесткие изменения. Глядя на площадку приземления, можно было подумать, что недалеко проходит парусная регата. Купола парашютов погасить удавалось не всем, и десантников тащило по ветру сотни метров. К смотровой площадке на большой скорости подъехала боевая машина, оставляя за собой клубы пыли, которые ветер тут же уносил далеко в сторону. С нее соскочил комдив, прихрамывая, подошел к маршалу. После короткого разговора с инспектором Королев опять начал было движение в сторону площадки приземления, но, увидев меня, остановился. «Скрынников, возвращай своих на площадку приземления, пусть собирают парашюты. Остальные, бегом на площадку». После таких слов все бросились помогать гасить купола, что, правда, удавалось с трудом. Где-то часа через два заглянул в ближайшую лощину. Там развернул свой полевой лагерь медико-санитарный батальон дивизии. Я ужаснулся от увиденного. В палатках и рядом на носилках и просто на земле лежали десятки перебинтованных десантников, а вокруг них хлопотали врачи. Однако, несмотря на «потери», полки продолжали «воевать» с супостатом. Боевой пыл десантников маршалу пришлось урезонить и прекратить учение, а все силы бросить на сбор техники и парашютов. Тем не менее, несмотря на ужасные погодные условия в момент приземления, разведчики травм не имели. Своевременно осуществили сбор и организованно вышли в район ведения разведки. Полностью задачу выполнить им не позволила погода и распоряжение комдива вернуться на площадку приземления для оказания помощи в сборе парашютов и эвакуации пострадавших. Позднее, когда Никифоров прибыл ко мне с докладом, он своим рассказом дополнил эту ужасную картину. Разведчики летели в одном самолете с комдивом. После отделения от самолета ротный голосом обозначил, где он находится в воздухе, и бойцы старались держаться поближе к командиру. Недалеко от ротного был цветной купол командира дивизии. Вверху было полное безветрие, но вот метров за сто от земли начался снос десантников по ветру, и довольно сильный. Бойцы это почувствовали и приготовились к жесткой встрече с землей. Встреча была действительно очень жесткой, кульбиты следовали один за другим. Ротному также пришлось сделать сальто, но удалось быстро погасить купол парашюта и встать на ноги. Приземлился он недалеко от своей командирской машины, ему понадобилось немного времени, чтобы собрать роту и начать движение в район разведки. Никифоров также видел, как комдив помогал бойцу расшвартовать ближайшую от его места приземления боевую машину, как командир дивизии сел за рычаги и на большой скорости поехал к смотровой площадке для доклада маршалу Москаленко. Разведроте пришлось обойти площадку стороной. По словам ротного, в районе приземления творилось что-то невообразимое. Кругом наполненные воздухом купола, а самое главное, они были все в движении, и была боязнь, что какой-нибудь купол попадет под машину. Рота на высокой скорости вышла в нужный район и приступила к выполнению разведывательных задач. Через несколько минут одна из групп обнаружила выдвижение танковой колонны силою до роты в направлении площадки приземления. Тут же разведчики доложили по радио о появлении танков на пункт управления разведкой. Буквально минут через десять ротный получил приказ на возвращение подразделения в исходное положение. К моменту возвращения роты Царегородцев с небольшой группой разведчиков сумел собрать все людские парашюты. Они находились разбросанными на небольшой территории. Дивизионным разведчикам по возвращении на площадку пришлось здорово вкалывать при оказании помощи другим подразделениям, пострадавшим от капризов погоды. Вечером погода успокоилась, мы предполагали, что маршалу одного этапа будет недостаточно, чтобы дать полную оценку всему учению. Однако ошиблись. После всего, что Москаленко увидел на площадке приземления, он сразу принял решение: считать учение состоявшимся, и все, баста. Утром последовала команда проверить бойцов, оружие, боевую технику и лично доложить инспектору. Одним словом, маршал проявил отеческую заботу и разрешил десантникам выдвигаться к аэродрому взлета и железнодорожной станции погрузки для убытия в места постоянной дислокации. Сразу же после завтрака приступили к свертыванию лагеря, а через некоторое время личный состав на автомобилях, которые выделил округ, убыл на ближайший аэродром. Боевая и колесная техника отдельной колонной убыла на ближайшую железнодорожную станцию. Маршал Москаленко боевую подготовку десантников и дивизионное учение оценил на «хорошо». Вечером этого же дня личный состав самолетами прибыл в Фергану и Ош, а техника — эшелонами — несколькими днями позже. После возвращения войск на зимние квартиры в дивизии стали подводить итоги и раздавать подарки с учетом личного вклада в прошедшее мероприятие. Не был обделен подарком и я. На совещании комдив мне вручил командирские часы, командиры разведрот были представлены к досрочному присвоению воинского звания «капитан». На этот раз кадровая служба ВДВ парней не подвела, им были присвоены капитанские звания досрочно.