– Управление торговли.

– Очень может быть... По нынешним временам это посильнее Комитета госбезопасности. Те сами в торговле пасутся.

– Голдобов у них заправляет, – мимолетом обронил Пафнутьев, надеясь, что лейтенант как-то откликнется на эту фамилию. И не ошибся – тот с интересом вскинул брови.

– Да? Как-то я прихватил его на дороге... Пьяный, с бабой. Хамоватый мужик.

– И водитель был?

– Нет, двое. Сам сидел за рулем. Не успел я протокол закончить, входит майор, спокойно берет у меня листочки, на моих глазах рвет их на четыре части и бросает в корзину. «Вы свободны», – говорит. И, не добавив ни одного слова, вышел. Голдобов тоже поднялся... «Заходите, в случае чего, – приглашает. – Всегда буду рад». А майор наутро сам извинялся. Прости, мол, но уж больно высокий звонок был.

– Кто звонил?

– Да ладно, Павел Николаевич. Кто звонил, откуда... Замнем для ясности.

– Володя, ты же знаешь, если спрашиваю, значит, по делу. Завяз я маленько, а кто помогает Голдобову, для меня важно.

– Колов, – сказал лейтенант, понизив голос и оглянувшись на инспектора, который никак не мог что-то найти в журнале регистрации. – Тебе помочь? – с раздражением спросил у него лейтенант. – Домой возьми, завтра у тебя выходной, за день-то найдешь то, что нужно?

Ничего не ответив, тот закрыл журнал, положил его на полку и вышел.

– Любопытство вообще-то не порок, – пробормотал Пафнутьев, – но качество часто неуместное.

– Свинское качество, – уточнил лейтенант.

– Опять Колов, – вздохнул Пафнутьев. По жестяному карнизу звонко и часто стучали капли дождя, шумела листва тополя, стоявшего у самого окна, в кабинете установились серые влажные сумерки. Но ни лейтенант, ни Пафнутьев не включали настольную лампу и некоторое время сидели молча, и лица их время от времени вспыхивали от голубоватых отблесков молний.

– Я смотрю, ты не очень удивился? – спросил лейтенант.

– Скорее огорчился.

– Ухватил ниточку?

– Мне так кажется.

– Будь осторожен.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Житейском, обывательском смысле слова. В городе происходит много загадочных событий, далеко не все из них поддаются объяснению, не по всем с нас требуют объяснений, а иногда задача сводится к тому, чтобы вообще уклониться от каких бы то ни было объяснений.

– Значит, какие-то отголоски и до вас докатываются?

– А как же, Павел Николаевич! Мы на дорогах. Мимо нас не проедешь. Все видим, обладаем странной способностью запоминать номера, знать машины, их хозяев... Ну и так далее.

И опять они помолчали, вслушиваясь во влажный перезвон капель. Машины за окном включили подфарники, над прохожими распахнулись разноцветные зонтики, с грохотом, в облаках водяной пыли проносились тяжелые грузовики. Лейтенант встал, открыл окно пошире. В кабинете сразу пахнуло свежестью. Мокрые листья тополя оказались совсем рядом и засверкали в свете фонаря, вспыхнувшего над дорогой.

– Вроде стихает, – Пафнутьев поднялся, ощутив влажность своей одежды. – Дома обсохну.

– Уже просветы появились. Завтра опять будет жара.

– Засиделся я у тебя...

– Но не зря?

– Нет... Все в одну масть, все в одну масть, Володя. Теперь у меня на повестке дня Заварзин.

– В случае чего – звони. Подсоблю... В пределах возможного, – лейтенант улыбнулся. – А ты смотри бдительности не теряй.

– Авось, – улыбнулся Пафнутьев не столько словам инспектора, сколько собственным мыслям. – Авось, – повторил он уже на крыльце.

И наступил момент, которого Пафнутьев более всего боялся, – он не знал куда податься. Впереди был долгий вечер, совершенно пустой, не заполненный ни людьми, ни делами. В походке Пафнутьева появилась расслабленность, если не беспомощность. Перебрав мысленно знакомых, друзей-приятелей, он всех их забраковал, для этого вечера они не годились, встреча с каждым требовала водки и неизбежно превратилась бы в пьянку. Это становилось нормой, ему одинаково обрадовался бы и профессор-хирург, и актер из местного театра, и сосед, и Аркашка Халандовский. Правда, у Халандовского есть водка, и приди Пафнутьев со своей бутылкой, тот мог бы оскорбиться, сам постарался бы выставить три, и, конечно, все три они бы, не торопясь, выпили за приятной вечерней беседой.

«Может, так и поступить? – подумал Пафнутьев. – Нет, Халандовский будет попозже. Хорошо бы Фырнина к нему сводить, но тут нужно позволение Аркаши, он не с каждым пожелает разговаривать, а тем более пить».

Пафнутьев зашел в телефонную будку, потом во вторую, поскольку телефон не работал, в третью... И только в пятой раздались обнадеживающие гудки.

– Таня? – спросил он. – Рад слышать твой голос! Он, как всегда, полон жизни!

– А, Паша, – протянула женщина, и привычное разочарование прозвучало в ее тоне. – Как поживаешь?