– Знаю... Я там когда-то жил и учился, - задумчиво протянул молодой человек, видимо, вспоминая былые годы, проведенные в богатой столице, - но теперь я ухожу на корабле не потому, что мне здесь не нравится. Просто у меня работа такая.

– О, да вы моряк! Это же так здорово! Я бы тоже хотела быть моряком, - по большому секрету поведала она и неожиданно попросила еще более доверительным тоном.
– Сэр, а возьмите меня с собой?.. Я вам обязательно пригожусь. Я могу каждый день чистить ваши сапоги... И еще много чего чистить, если понадобиться. Я вообще прекрасно умею делать все. Ну, или почти все...

– Нет-нет-нет, что ты. Никуда я тебя не возьму, это уж точно, даже и не проси.

– Не хотите?
– в голосе прозвучала доля обиды.

– Не могу, - строго отрезал доктор Траинен.

– Но почему-у?..
– заскулила Олли, вглядываясь в лицо молодого мужчины большими блестящими глазами. Не карими, это однозначно, но точного цвета в тени было не различить...

– Потому что просто не имею права участвовать в наборе членов команды. Я ведь не капитан. Скажу даже более - я далеко не капитан, и далек от капитана. Во всех смыслах этого слова, если ты меня понимаешь...
– Ларри вздохнул. Судя по выражению, написанному на физиономии собеседницы, она его не понимала.
– И влияния на руководящий состав пока имею не многим более чем почти никакого...

В этой безрадостной тираде с некоторой надеждой прозвучало лишь словечко "пока", вырвавшееся с какого-то глубоко-подсознательного уровня.

– К тому же, ты - маленькая девочка, - Олли скривила недовольную гримаску, но поспорить не смогла, - а маленьким девочкам не место в море. Им вообще не положено одним гулять в порту.

– Но я же не одна.

– А с кем ты?..
– Ларри удивленно наморщил лоб.

– Сейчас - с вами, - невозмутимо ответила девчонка и расплылась в улыбке до ушей.

– Ох, ты мне зубы только не заговаривай... Вот если бы ты была мальчиком, тебя бы еще можно было взять юнгой. Но ты - маленькая, хрупкая, юная барышня с косичками. И что бы ни говорила мой капитан о равенстве и равноправии, таким девочкам не место на борту.

– Как жалко... А я всегда тайно мечтала плавать по морям и океанам, бывать в разных странах... И, обязательно охотиться на пиратов! И вешать их, - девочка взяла себя за одну косу, подняла ее над головой, будто сжимала в кулачке веревку, склонила голову, закатила глаза и вывалила язык, изображая картину повешенья, чем рассмешила Лауритца едва ли не до слез.

– Откуда в таком маленьком ребенке столько кровожадности?

– Нету во мне никакой жадности, ни до крови, ни до чего другого. И вовсе я не жадная, а щедрая и бескорыстная, - да, а еще сказочно-скромная. Олли немножко смутилась.
– Просто мой папа постоянно говорит, что пираты хороши... В смысле, хороши на виселице.

– Ну вот, ты говоришь, что хочешь на первом встречном судне в море сбежать, а у тебя, оказывается, отец есть... А что бы сказал твой папа, если бы узнал, что его дочка ушла в море?

– Ничего бы он не сказал, - насупилась девочка, - ему на меня наплевать. Мы с папой вообще редко видимся, и он со мной почти никогда не разговаривает. Ему со мной неинтересно. И у него слишком много "важных дел" - как послушать, так ему только дай каких-нибудь преступников в тюрьму кинуть, или пиратов повесить...

– Твой отец что, военный?..

– Угу, вроде того...
– коротко кивнула Олли, продолжая при этом возиться с несчастными докторскими сапогами.

– А что же тогда твоя мать?

– Мама в Краю Застывшего Времени...
– она так спокойно отвечала о том, что ее матери уже нет в живых, будто "тот свет" был таким загородным курортом, с которого можно было в любой момент вернуться...

– Ясно...
– лекарь вдруг погрустнел, - прости, если спросил что-то не то.

– Не то? Да нет, что вы. Вроде, все "то"... А вы не охотитесь на пиратов?

– Нет, я служу на торговом судне.

– И даже в свободное время?..

– Даже тогда. Пиратов нам, вообще, положено обходить десятой дорогой.

– Ладно... Очень жаль, конечно, что вы не захотели меня брать в плаванье. Но я не напрашиваюсь. Если вы, конечно, не передумаете. А у вас еще есть время передумать... Правда ведь, есть?..

– Я точно не передумаю. Прости, пожалуйста, - он извинился, словно преднамеренно обижал ребенка, и его возмутительное поведение требовало прощения.