Правда, моды напоминают Париж начала двадцатого столетия: старомодные шляпки, юбки, обувь. Француженки возвратились к образцам девятисотых годов. Может быть, это сделано не без умысла. Как это говорится — голь на выдумки хитра.

Дамы извлекали из сундуков старые наряды, подобно тому как парижские владельцы автопарков возвращали к жизни фиакры и древние кареты. Бенуа нашел, что все это было очень мило и романтично — придает городу облик старимы, целомудрия.

И цветы… Что осталось неизменным в Париже — цветы. Их по-прежнему много.

Жюль бродил по знакомым улицам. Вот здесь был цветочный павильончик мадам Рюше, где продавала камелии очаровательная Гризет. Куда она делась, эта крошка? Бенуа вспомнил Тур, панику капитуляции. В такое время потеряешь кого угодно. Жаль… Какая фигурка! Статуэтка.

На месте деревянного магазинчика, утопавшего когда-то в сугробах цветов, торчали остатки стен да металлические рамы с разбитыми стеклами. Вероятно, павильон растащили на дрова. Но повсюду здесь торгуют цветами с рук. Целый базар. Иные продавщицы очень милы, но большинство — старухи. Маки, розы, королевские лилии, тюльпаны — каких только цветов, каких красок не увидишь на улице. Бенуа купил букетик фиалок у молоденькой девушки. Страшно дорого. Но для кого он купил? Мысли о Гризет по несложной ассоциации перескочили на других женщин. С Лилиан все покончено… Все… Осталась только обида. Черт с ней — неблагодарная!.. А что, если позвонить Люсьен?

Он так и сделал. Люсьен была дома. Оказывается, она никуда и не уезжала. Считает, что правильно сделала. Хорошо, что Жюль позвонил, она с удовольствием с ним встретится. Пусть заезжает.

С тех пор Бенуа стал часто появляться в обществе Люсьен. Два года наложили на нее свой отпечаток. Она уже не та свеженькая, пикантная Люсьен. Какая-то потрепанная, и цвет лица будто повылинял. Но и он ведь не тот и время не то. Ничего не поделаешь…

В первый же вечер Люсьен рассказала под большим секретом, что она состоит в тайной организации. Немцы о ней ничего не знают. Это так страшно, так страшно! Вдруг кто-нибудь выдаст… Организация называется обществом ньюдистов. Кто такие ньюдисты? Ну, как бы это сказать… Люди, исповедующие культ обнаженного тела. Люсьен никак не могла объяснить, что это значит. Ну, в общем ньюдисты не признают одежды. Встречаются в своем естественном виде. Мужчины и женщины. Летом вместе уезжают купаться. Великолепно, когда лунные ночи! Что может сравниться с красотой человеческого тела? Зачем нам скрывать ее? В городе тоже встречаются тайно. Немцы ничего не подозревают.

Пусть Жюль не проговорится кому-нибудь. Это тайна. Люсьен приложила пальчик к губам:

— Как видишь, мы все против бошей. Хочешь, я тебя введу в общество ньюдистов? Я могу за тебя поручиться…

Засыпая, она сонно сказала:

— Не проговорись, Жюль. Немцы грозят всех отправить в публичный дом или увезти в Германию… Я не хочу уезжать из Парижа… Отодвинься, мне жарко…

Жюль Бенуа намеревался тоже вступить в общество ньюдистов — все-таки любопытно. Но непредвиденный случай расстроил, оборвал все его планы.

Это было осенью, когда на каштанах вместо цветов-свечей появились колючие зеленые ежики. Бенуа сидел в кафе на открытом воздухе. По талонам здесь можно было получить кофе с ломтиком кекса и выпить рюмочку коньяку. Это уже без талонов. Кто-то должен был сюда прийти, что-то оставить Бенуа, и он в свою очередь должен что-то кому-то передать. Короче — в кафе назначили явку. Как все надоело! Вообще-то все делается очень просто. Человек садится за тот же столик, произносит пароль, вытаскивает пачку сигарет, заказывает кофе либо аперитив. Перед Жюлем тоже лежит пачка сигарет. Он расплачивается с кельнером, по ошибке сует в карман чужие сигареты и уходит. Новый посетитель не замечает ошибки. Через несколько минут он допивает кофе и тоже уходит. Вот и всё. Дома Бенуа исследует содержимое пачки и переправляет сигареты с шифрованными записями дальше. Просто и безопасно.

Но в тот день Жюль благодарил всех богов за то, что связной опоздал на несколько минут. Бенуа уже начал украдкой посматривать на улицу — где он запропастился? Глянул на часы — без десяти пять. Пора бы… Но вместо связного пришла полиция. Французские полицейские в сопровождении двух немцев-эсэсовцев. Потребовали предъявить документы. Очередная облава. Жюль протянул раскрытый паспорт французскому полицейскому.

— Мерси, месье, проходите.

Бенуа шагнул к выходу, но его остановил немец:

— Пусть этот бородатый останется.

Французский полицейский сказал:

— Извините, месье, такой порядок. Это ненадолго.

В кафе задержали еще несколько человек. Слава богу, что связной не попал в эту компанию. В участке допрашивал Жюля тот же немец в эсэсовской форме. Повертел в руках паспорт. Прищурившись, посмотрел в глаза Бенуа:

— Джед?

Жюль не понял.

— Джед? Горилла?

— Я не понимаю, что вы говорите.

— Не прикидывайся! Когда прибыл из Лондона? Где был сброшен? — Немец прилично говорил по-французски. Он засыпал Жюля вопросами. — Надеюсь, знаешь, что такое джедбург?

Жюль Бенуа с самого начала понял, о чем спрашивает немец. Он похолодел от страха. Джедбург — шифрованное название совместных действий англо-американских войск с маки, с движением Сопротивления. Всех, кого забрасывали из Лондона, называли джедами или гориллами — за бороды, выращенные где-нибудь в горах Савойи. Так вот оно в чем дело! Не вызвала ли подозрение борода Жюля? Очевидно, так это и было. Немец сказал:

— У русских партизан научились отращивать бороды… Но Париж вам не брянские леса. Когда был заброшен из Лондона?