– Чем же она с тобой расплачивалась? – спросил Пафнутьев, прекрасно сознавая, как к этому вопросу отнесется оцепеневший в углу Худолей.

– Ничем! – Величковский все еще был обижен и не желал разговаривать с человеком, который задает такие неприятные, оскорбительные вопросы. – Говорю – ничем, значит – ничем. И вообще, ничего мне от нее не надо! Мне есть кому позвонить, с кем вечер провести, – он неуловимо быстро бросил взгляд на пачку снимков, которые все еще лежали на столе.

– Прости, Дима. – Пафнутьев нащупал наконец тональность, с которой можно разговаривать с этим по-детски обидчивым человеком, – слова нужно подбирать уважительные, поскольку душа его желала пусть маленького, но восхищения со стороны людей грубых и бестолковых, неспособных даже установить унитаз в собственном туалете. – Прости, Дима, – повторил Пафнутьев для надежности, – но я не понимаю… Ты вложил в эту квартиру кучу денег, отремонтировал так, как мало кто может, ты же настоящий мастер… А потом отдаешь ее едва знакомому человеку, ничего за это не требуя… Объясни, пожалуйста!

– Не вкладывал я в эту квартиру никаких денег! Не моя она. Это Игорёвая квартира. И деньги со Светки получал он. Светка сама ему эти деньги отдавала. – Обида Величковского с каждым словом таяла.

– А в домоуправлении говорят, – начал было Худолей, но Величковский его перебил:

– Тоже еще – домоуправление! Что им скажешь, то они и запишут! Игорь на меня записал эту квартиру, чтобы не платить много денег за излишки жилья – вот и вся хитрость.

– Он не побоялся записать на тебя эту квартиру? Ведь ты можешь и не отдать?

– Не побоялся. Во-первых, потому, что он бандюга, каких свет не видел, а во-вторых, я бумагу подписал у нотариуса.

– Какую бумагу?

– Что на самом деле эта квартира принадлежит ему, а не мне.

– А квартира, которую ты сейчас ремонтируешь? На кого записана? Тоже на тебя?

– Нет, на меня нельзя. Тогда это будет уже вторая моя квартира, и платить придется по полной программе.

– На кого же она записана?

– Не знаю. Может, на Игоря, может, еще на кого… Мы с ним об этом не говорили.

В этот момент в кармане Величковского запищал мобильный телефон. Он хотел было тут же вынуть его, но Пафнутьев с неожиданной ловкостью выскочил из-за стола и успел перехватить руку Величковского.

– О том, что ты здесь, ни слова! Ясно?

– А где же я?

– Скажи, что в той квартире, что ремонт продолжается.

– А если звонок как раз из квартиры?

– Какой хитрый! – восхитился Пафнутьев. – Тогда скажи, что сидишь возле универмага на скамеечке и ешь мороженое.

– Мороженое я люблю, – кивнул Величковский и нажал наконец кнопочку мобильника. Разговор был совершенно бестолковым.

– Да! – кричал Величковский почему-то радостным голосом: видимо, был польщен проявленным к нему вниманием. – Конечно. Будь спок! – И вдруг осекся – похоже, прозвучал вопрос, касающийся его места пребывания. И Пафнутьев тут же угрожающе показал кулак – дескать, только попробуй скажи, где находишься, только попробуй.

– Так это же самое… На месте! Ну как где, где всегда… Возле универмага. Ну как что… То, что и всегда… Мороженое ем, ванильное. Почему не нормальный голос… Как всегда. Мороженое еще не успел проглотить. Погода? Летная погода. Да ничего я не пудрю… Какой телевизор! Мне сейчас только телевизора не хватает. Хорошо, посмотрю, я всегда эти передачи смотрю… Доложу! Звони вечером, все как есть доложу! Ну, пока.

Сунув мобильник в карман, Величковский ссутулился, уставившись взглядом в пол, и, казалось, забыл и о Пафнутьеве, и о Худолее.

– Кто звонил? – нарушил Пафнутьев молчание. – Игорь?

– Ага, – кивнул Величковский, все еще не отрывая взгляда от пола.

– Как у него там?

– Нормально.

– Погода хорошая?

– Там всегда хорошая погода.

– Южное побережье? – продолжал допытываться Пафнутьев.

– Северное, – неожиданно сказал Величковский.

– Да-а-а? – протянул Пафнутьев, стараясь вложить в это слово как можно больше удивления, может быть, даже потрясенности. И, кажется, добился своего – Величковский вскинул голову, горделиво оглянулся на Худолея: дескать, и ты должен знать, откуда мне иногда звонят. – Северное побережье Италии.

– Рановато он собрался на отдых, там еще холодно, – заметил Пафнутьев.

– А он и не отдыхает.

– Работает?

– Можно и так сказать.

– Девочки?

– С чего вы взяли? – насторожился Величковский.

– Так ты же сам и рассказал, – обращаясь на «ты», Пафнутьев точно рассчитал – доверительность интонации часто срабатывает лучше, чем самые коварные вопросы.

– Надо же… А я и не заметил.

– В квартире рассказал, где мы встретились. Даже на выбор предложил некоторых, – Пафнутьев взял со стола пачку снимков и снова положил их на место. – Вот эти красавицы… Ты ведь с любой можешь связаться?

– Ну.

– И любая откликнется?

– Еще как!

– Тогда вот что, – Пафнутьев встал из-за стола, решительно подтащил парня к своему стулу, усадил, положил перед ним пачку снимков, ручку. – Садись и пиши! На обороте каждого снимка. Как зовут, куда звонить, где живет… Ну, и так далее.

– А я не помню, – попытался было отвертеться Величковский, но Пафнутьев был неумолим.

– Сам предложил? Сам. Мы твоим девочкам такую жизнь устроим, такой спрос обеспечим… Они будут визжать от счастья. Тебя подарками завалят в знак благодарности.