Шрифт:
Наступление свободы торговли привело к росту производства кубинского табака. В Европе гаванские сигары охотно покупали — после долгого плавания сигары лучше сохранялись, чем сваленный в кучу табак, и потому кубинские сигары предпочитав скрученным из того же табака в Испании. Но главным рынком Кубы были Соединенные Штаты, население которых полюбило кубинские сигары с тех пор, как генерал Эйб Патнам участвовал в британском разграблении Кубы в 1762 году. Патнам нагрузил трех ослов гаванскими сигарами и продал их в розницу в своей таверне в Коннектикуте. С тех пор гаванские сигары стали предметом торговли, а кубинские семена доставили в Коннектикут, который начал производить свои собственные сигары.
Спрос американцев на кубинские сигары вызвал в испанской колонии бум. Все больше земель засаживалось табаком, все больше фабрик по производству сигар появлялось в Гаване. Американцы считали, что кубинские сигары, в том числе дешевые сигары «Конестога», очень популярные среди переселенцев на запад, превосходят американские. Кубинцы воспользовались этим и стали маркировать свою продукцию. Первые знаменитые марочные кубинские сигары «Рамон Аллонео были выпущены в 1827 году. К 1845 году табак стал главным кубинским экспортным товаром — вместо сахара. В течение следующих 10 лет на Кубе было 9500 табачных плантаций, около 2000 фабрик по производству сигар, свыше 15 000 человек торговали сигарами. Уже тогда процесс скручивания сигар достиг современных стандартов. Использовали три сорта табака: «наполнитель», состоящий из табачной крошки или плотно свернутых листьев, заворачивали в один мягкий лист, называемый «связка», а все вместе закручивали в «обертку» — табачный лист с особым цветом и запахом. При этом соблюдались определенные пропорции: размер и форма сигары должны были соответствовать ее аромату и крепости. Эту пропорцию называют vitola сигары — идеальное равновесие формы и функции в их взаимодействии с курильщиком. Как заметил Дон Фернандо Ортис, автор книги «Контрапункт сахара и табака на Кубе», «vitola сигары — неотъемлемая часть vitola самого курильщика». Несмотря на распространение курения на Диком Западе и возрастающий спрос на кубинские сигары на восточном побережье, в целом в США курить табак было не принято. На каждого, кто курил сигару или затягивался из трубки, приходился десяток людей, которые жевали табак. Многие американцы вопрос «Почему люди курят?» просто не поняли бы — табак принято было не курить, а жевать. У человека, жующего табак, происходило обильное выделение окрашенной слюны, которую он время от времени сплевывал, и потому жевание табака казалось отвратительной привычкой приезжим, которые как раз стали наведываться в Америку из Старого Света. В то время как американцы изучали свою страну и расширяли ее посредством краж, войн, обмана и подкупа, приезжавшие в Соединенные Штаты европейцы старались побольше узнать о привычках и обычаях американцев, как те — о привычках и обычаях индейцев. Среди приезжих был и Чарлз Диккенс — восходящая звезда английской литературы. Диккенс был человеком своего времени и, описывая какое-либо событие или личность, непременно выносил им приговор. Этот недостаток сделал его любимым писателем недавно взошедшей на престол королевы Виктории, которая ценила мораль превшие всего. Диккенс путешествовал по Соединенным Штатам с января по июнь 1842 года. Американцы ожидали, что гость будет очарован страной — он симпатизировал ей издалека, и естественно было надеяться, что встреча превратит симпатию в любовь. К сожалению, широко распространенная привычка жевать табак и сопровождающие ее плевки воспрепятствовали этому. Европейцы покончили с плеванием еще в прошлом веке, и плевательницы можно было увидеть в Старом Свете разве что у постели больного.
Жевание табака так подействовало на Чарлза Диккенса, что стало главной темой его сообщения о поездке в США. Вся Америка показалась ему заплеванной табачной слюной. Диккенс (табакофил, следующим образом отесавший свое пристрастие: «Послеобеденная сигара в одиночестве...») нарисовал яркую картину жевания табака во время своего посещения американской столицы:
Поскольку Вашингтон может быть назван центром табачного слюноизвержения, пора мне сознаться начистоту, что распространенность этих двух отвратительных привычек — жевать и плевать — стала казаться мне к этому времени явлением далеко не из приятных и. попросту говоря, производить на меня отталкивающее и тошнотворное впечатление. Этот мерзкий обычай принят во всех общественных местах Америки. В зале заседаний суда судья имеет свою плевательницу, секретарь — свою, свидетель — свою и подсудимый — также свою; и присяжные заседатели и публика обеспечены ими в количестве, потребном для людей, самой своей природой побуждаемой безостановочно плеваться. В больницах надписи на стенах призывают студентов-медиков извергать табачный сок в специально предназначенные для этой цели ящики и не делать пятен на лестницах. В общественных зданиях тем же способом обращаются к посетителям с просьбой сплевывать свою жвачку или “кляп»... не на подножия мраморных колонн, а в казенные плевательницы [8] .
8
Пер. с англ. Т. Кудрявцевой.
Завеса из слюны охладила симпатии Диккенса к республике. Она повлияла на него сильнее, чем особенность дебатов, состоявшихся во время его визита в цитадель республиканского духа — американский сенат: щеки государственных мужей раздувались от переполнявшего их рты табака, а узор ковра происходил скорее от совокупного эффекта сплевывания, чем от замысла ткача. Диккенс рекомендовал иностранцам не смотреть на пол, «а если им случится уронить что-либо, будь то даже кошелек, ни в коем случае не поднимать его голыми руками» [9] . Когда Диккенс был принят президиум, он испытал некоторое облегчение, обнаружив, что достоинство кабинета не было унижено необходимостью для его владельца в плевательнице. Джон Тайлер, как и его предшественники, был курящим.
9
Пер. с англ. Т. Кудрявцевой.
Поскольку жевание табака для возбуждения, как и его нюханье, вышло из моды, стоит описать процесс его приготовления и употребления. После сушки табачные листья укладывали в бочки и вымачивали вместе с различными добавками для усиления вкуса, во время пережевывания во рту. В те времена сахар еще не был доступным средством подслащивания, и в основном добавляли черную патоку, приправленную лакрицей. Пропитанные листья прессовали в блоки, потом их разрезали на палочки толщиной в дюйм, называемые «кляпами», длина которых определялась желанием покупателя. Захотел обладатель табака пожевать его, взял и отрезал складным ножом кусочек, наложил в рот, несколько минут пожевал и перекатил языком за щеку. Сок этого комочка табака стимулировал работу слюнных желез: в течение каждой такой жвачки — продолжающейся примерно час — вырабатывалось около полпинты слюны, которую человек, естественно, не проглатывал, а сплевывал.
Этот процесс привлек внимание Сэмюэля Клеменса, то есть Марка Твена, убежденного курильщика трубки и сигар («Человек — единственное животное, которое курит или нуждается в этом»). Его повесть «Приключения Гекльберри Финна» описывает жизнь на Миссисипи, изнанку Америки, с точки зрения посетившего ее Диккенса. На протяжении всей повести четырнадцатилетний Гек курит трубку — возможно, в этом нашла свое отражение страсть писателя. Привычка жевать табак, а также сопутствующий ей этикет, превосходно описана в сцене, происходящей в небольшом городке на берегу Миссисипи:
...каждый столб подпирал какой-то попрошайка, все время державший руки в карманах штанов и высовывавший их наружу лишь когда хотел занять у кого-то табачной жвачки или почесаться. Все их разговоры обычно сводились к следующему:
— Хэнк, дай откусить табачку!
— Не, не могу — у самого на один укус осталось. Попроси Билла.
Возможно, Билл даст ему пожевать табак: возможно, он соврет, сказав, что у него ничего не осталось. У некоторых из этих попрошаек за всю жизнь в кармане не побывало и цента, не говоря уже о собственной табачной жвачке. Они все время занимают у кого-то табак... занимая у кого-то табачную жвачку, они обычно не пользуются ножом, чтобы отрезать себе кусочек. Нет, они зажимают «пробку» между зубами, руками хватаются за торчащий изо рта конец и дергают его изо всех сил, пока не разорвут «пробку» надвое — и иногда хозяин табака, с грустью глядя па возвращенный ему табак, говорит саркастически:
— Ну вот, дашь тебе откусить немного жвачки, такты отхватишь всю «пробку» [10] .
10
Пер. Н. Дарузес.
Возможно, Диккенсу повезло, что он не добрался, до извивов Миссисипи — даже лондонские трущобы, которые он так любил, вряд ли подготовили его к встрече со столь непритязательной формой жизни. Старая привычка американцев жевать табак превратилась в массовое жевание резинки. Интересно, что цель жевания резинки — извлечение токсинов и очищение организма, тогда как жевание табака способствует очищению легких.
Лишь один аспект американской культуры вызывал у Диккенса еще большее отвращение, чем привычка плеваться, — рабство. Когда он посетил табачную фабрику, он встретил там сразу обе ненавистные ему вещи; объект его сочувствия, рабы, готовили предмет его неприязни, жевательный табак. Диккенс записал: