Шрифт:
Когда говорит Грасиэла Мата, Миранда и Берналь с почтением ее слушают; зато когда она молчит, эти двое непрестанно перебивают друг друга.
— Я считаю, что Вильена прошел в литературе путь логичный и прямой. Каждая его книга объясняется предыдущей, даже его провалы и нелепости. Он как Гойтисоло, это люди особо к себе требовательные и не отделяющие жизнь от литературы. Как и Умбраль [34] , в общем. Легкость их письма, или текучесть их таланта, как угодно, соответствует ритму — во всех смыслах слова — их жизни, это люди, полностью открывшие дорогу импрессии и экспрессии, они отдались движению, свободе движения, они не сопротивляются бурному потоку, нет, они даже не бросились в поток: они сами стали — потоком. Вы понимаете? Они очень современны, в этом смысле, потому что они целиком и полностью «транзит».
34
Франсиско Умбраль (Франсиско Перес Мартинес, 1932–2007) — испанский писатель, журналист, эссеист.
— Транзит, транзит, скажи еще — через кишечник. Этот тип пишет быстрее, чем он…
— Он пишет быстрее других, это…
— Вот, слышу издателя: он пишет быстро, стало быть, коммерчески выгоден, само собой. Нет, я говорю, что он пишет бы…
— Для коммерческой выгоды, как ты говоришь, важна не столько скорость, сколько способность к…
— Я говорю: он пишет быстрее, чем думает.
— Способность всякий раз убеждать чи…
— Подавить его критическую способность, да; постоянно видя его имя, люди в конце концов приходят к убеждению, что он — явление, что это большой писатель и то, что он пишет, должно…
— Это большойписатель.
— Это жирныйписатель, Миранда, то есть жирный для тебя, потому…
— Понятное дело, ты-то молчишь по пять лет и хочешь…
— Пять лет вынашивать то, что я написал, да, именно, ведь то, что пишу я, это как хорошее вино, а Вильена — это божоле нов…
— Вега-Сицилия [35] выпускает по кюве в год!
— И шато-марго тоже. Прекратите пикироваться, как мальчишки, и налейте-ка лучше мне кавы, бутылки пустеют без меня.
35
Сорт испанского вина.
Миранда берет бутылку из ведерка со льдом и подносит ее Грасиэле, не замечая холодных капель, падающих на колени романистки.
— Вы меня поливаете, Хавьер!
— Тысяча извинений, Грасиэла, я такой неловкий.
— Да аккуратней же!
Миранда хочет загладить промах, но теперь пена выплескивается из бокала и течет по унизанной кольцами руке Грасиэлы. Она ахает — ей нравится ахать так, что все оборачиваются к ней. Сантьяго поспешно достает из кармана красивый белоснежный платок и подает ей.
Три беседы смолкли, повисла пауза, можно вставить слово, и Селина, которая давно искала момент, хватается за эту возможность, понимая, что другой не представится. Надо ловить удачу за хвост. Звонким голосом она говорит:
— А что вы скажете, дорогая Грасиэла… и вы все о чудесном Моцарте, которого мы слушаем? Меня пробирает, просто ужас как.
Грасиэла не отвечает. Пауза длится. Слово берет Эдит:
— Вы шутите, я полагаю: это полный провал, слушать невозможно, уши вянут, Дон Жуан фальшивит ужасно, ходит по-утиному, дикции никакой, нет, честное слово, это кошмар. Не понимаю, как Густав Карст и Концертгебау согласились с этим убожеством играть.
Сантьяго. Мадрид — это же сплошной музыкальный маразм. Надо ехать в Барселону, чтобы послушать что-то пристойное.
Матильда. Да вообще, нет спасения нигде, кроме Вены.
Тибо. У нас в Льеже хорошая опера.
Грасиэла. Нет, правда, в Барселоне можно послушать прекрасные вещи.
Берналь. Но далековато.
Миранда. Надо признать, увертюра — это был старый добрый Карст. Прекрасная увертюра, тонкая, изысканная, трагическая без надрыва, легкая в нужный момент, я возлагал большие надежды, прослушав эту увертюру.
Матильда. Да, правда, увертюра…
Миранда. Да, а потом этот провальный Дон Жуан, по-моему, сбил Карста с толку, и больше он не сделал ничего путного.
Эдит. Да он больше почти не дирижирует, оркестр играет сам по себе, в этот вечер он вряд ли потеряет с потом пять кило, как обычно.
Матильда. Он теряет пять кило?
Тибо. Да, говорят, как гонщики «Формулы-один». Однажды на Франкоршаме [36] я слышал интервью Шумахера, он сказал…
36
Гоночная трасса и автодром в Бельгии.
Эдит. Да, я несколько раз встречала Густава Карста у Яхера, он рассказывал, что концерт стоит ему трех килограмм, а опера пяти.
Сантьяго. Думаю, не всякая: вряд ли он теряет на «Бастьене и Бастьенне» столько же, сколько на «Зигфриде».
Федерико. Добрый вечер всем!
Грасиэла. Федерико! Какой приятный сюрприз! Я вас не видела.
Федерико. Мы только что пришли.