— А я себе мышонка пришью, — усмехнулся Тимоха, отстраняя руку супруги и принимаясь ласкать ее с удвоенной силой.

— Да Тимка же, да подожди, — засмеялась жена, пытаясь сомкнуть ноги. — Дай дух-то перевести…

Но тот, впавший в любовный азарт и неистовство, сделать ей этого не дал, и очень скоро Танька уже сладко постанывала, подстраиваясь под его движения…

— Да ты совсем дикий стал, — едва выговорила довольная супруга, вытирая со лба пот. — Совсем меня заездил. Устала так, что, глядишь, сама скоро к тебе девок буду водить.

— А что, — задумчиво изрек Тимофей. — Хорошая мысля…

— Э, как же, шиш тебе! — полушутя-полусерьезно изрекла Татьяна, пихнув его в бок пухлым кулачком. — Сама управлюсь!

— Эх, сладкая же ты баба, — вздохнул довольный супруг. — Теперь понимаю, почему к тебе вся Вологда ходила…

— Дурак ты, — ткнулась ему в плечо Танька. — Лучше скажи — чего вот в девках этих есть, чего во мне нет? Ну, я, положим, до свадьбы-то по дурости подол задирала. А тебе-то какого рожна надо? Дырки-то у нас у всех одинаковые…

— Ну, Танюшка, чего уж там… — обнял жену Тимофей. — Ты ж у меня все равно самая баская… А если что и где, так это я так, по дурости да по пьянке…

Какое-то время жена лежала молча. Потом, видимо, вспомнив о предыдущих словах супруга, поинтересовалась:

— Так ты чего о крестном-то вспомнил? Ведь, чай, в приказе-то ты его кажий божий день видишь. Чего вдруг?

— Да так, к слову пришлось, — пытался объяснить Тимоха. — Вспомнил чего-то, что раньше-то ты с мальчонкой чуть не каждую неделю к нему хаживала. Вот, думал, сходила бы да спасибо бы сказала, что муж-то у тебя теперь старшим подьячим назначен. Теперь вот, — похвастался он, — можно и скотину какую-нибудь завести. А можно работников нанимать или работниц.

— Работниц? — возмутилась жена. — Это каких же тебе работниц? Опять, что ли, подол задрать хочешь кому?

— Да ну тебя к лешему, — обиделся Тимофей. — Возьми старуху какую, чтобы по дому убиралась.

— Тебе по пьянке-то все едино — хоть старуха, хоть молодуха… — хмыкнула Танька.

— Да ладно, не бурчи, как коза непродоенная, — примирительно сказал Акундинов, хотя уже и начал злиться на супругу. Но озлишься, так она никуда и не поедет… — Мужика найми, чтобы дворник у нас свой был. Я же, как-никак, старшой подьячий теперь. Выше меня только дьяк да сам боярин! Сама понимаешь…

— Ну, не сердись, — пошла на попятную Танька. — Чего ж раньше-то не сказал? Я бы пирогов напекла пшеничных.

— Да, как-то не вышло, — стал оправдываться Тимофей. — То да се.

— А, то да се, — хмыкнула жена. — С Косткой водку пить да по кабакам ходить время есть! А супружнице своей законной сказать — так не вышло… Ну да ладно, — вздохнула она, а потом добавила: — А к божату-то и впрямь сходить нужно. Вот завтра, наверное, и пойду. А насчет дворника, так и верно, подумать надобно…

— Во-во, — поддакнул муж. — Чтобы дворник был свой да чтобы все, как во всех домах порядочных…

Утром Тимоха проснулся и увидел, как Танька уже вытаскивает из печки горшок с кашей.

— Проснулся, старшой подьячий? — ласково спросила она. — Иди умойся да Костку свого буди — завтракать будем. Вас покормлю, а потом и мы с Сергунькой поедим. Пусть пока спит мальчонка. К крестному-то уж после обеда сходим. Надо же спасибо сказать, что тебя в старшие возвел. Как, с ночевкой можно али как? — вопросительно посмотрела она на мужа.

— Дак ведь как хочешь, — усмехнулся тот. — Ежели что, так меня и на эту ночь хватит…

— Ну, тогда я лучше у крестного заночую, — шутливо замахала баба руками. — Ты ж меня так заездил, что впору отмокать идти. А тетка Настя давно просит прийти. Говорит, скучно ей. Крестный-то — то в приказе, то у государя во дворце, а она все одна да одна. Старухи-приживалки, что у нее обитают, надоели, грит, хуже горькой редьки. Со мной-то она хоть лясы поточит… Ну а ты на девок-то себя не трать. Завтра приду дак и… тогось, значит… Иди — Костку подними.

Конюхов, которого Тимофей с большим трудом разбудил, опять был с похмелья. С ненавистью глядя на миску с кашей, Костка сказал:

— Эх, щас бы мне да водочки чарочку…

— Так опохмелишься, дак и опять — цельный день будешь пелиться, — ответила Танька, но, загремев посудой, поставила перед мужиком кружку с бражкой. — На вот, выпей. Но больше не проси, не дам.

Костка, не ожидавший такой щедрости, опешил, но жадно ухватился за края кружки. Выпив и слегка подождав, пока живительная влага не начнет залечивать вчерашние раны, посмотрел на хозяев счастливым взглядом и высказал: «Ух ты, словно Боженька босячком прошел!», за что тотчас же получил от Таньки полотенцем по башке.