– Это правда: в первую ночь, когда мы вас встретили у клуба, я призадумался. Но на следующую ночь я вычеркнул вас из списка подозреваемых.

– Почему? – настойчиво повторил мужчина.

– Кстати, мне тоже это непонятно, – встряла Мариша. – Игорь настаивал на их виновности в силу того, что они ошивались около клуба, но ты сказал, что это как раз доказывает обратное – их непричастность!

– А что здесь непонятного? – удивился сыщик. – Окно было открыто. Значит, преступник уже забрал ту вещь, за которой и пришел. В таком случае зачем нужно было возвращаться в клуб и наводить на себя подозрения?

– А я об этом не подумала… – растерянно проговорила девушка.

– Хорошо, с этим все понятно. Поехали дальше. Мы столкнулись с одним интересным моментом: ни на одном месте преступления не обнаружили следов. Создавалось впечатление, что человек либо тщательно стирает свои отпечатки, либо действует в перчатках. Но для того, чтобы стереть отпечатки, нужно время. А его у преступника не было. Все его действия были очень тщательно продуманы и просчитаны. Значит, он всегда действовал в перчатках. Сейчас мне очень обидно, что мне не пришел в голову наглядный факт: единственный человек, для которого носить перчатки вполне естественно, – это Платон!

– Почему? – спросил Никита.

– Потому что он – врач! А у врача всегда есть при себе и перчатки, и пара ампул – на всякий случай.

– А как же быть с окном в клубе? – поинтересовался Николай. – Вы говорили, что на задвижке не было отпечатков. А ведь в тот вечер, когда задвижка на окне была открыта, перчаток у него на руках не было.

– Все просто. Задвижку открыла Лена. У нее в руках была тряпка – она ею смахивала паутину, ею же она и открыла задвижку.

– Лена?! – взвилась Матрена. – А разве она была в курсе… выходок Платона?!

– К сожалению, да! И не только была в курсе, но и принимала в них участие! Вы сами рассказывали, что Лена была непутевой девицей, но, выйдя замуж, она резко изменилась. А мне опыт подсказывает, что человек не меняется. Он только скрывает истинное свое лицо! То же самое произошло с Еленой. Она нашла свою вторую половину. Причем во всех смыслах этого слова.

– Но у них у самих ребенок! – только и смогла вымолвить женщина.

– И что? Их «увлечение», если можно так сказать, ничуть не мешало им любить своего сына. Кстати, поведение мальчика тоже наталкивало на интересные мысли…

– А что такого было в его поведении? – поинтересовался Алеша.

– Мальчик весьма агрессивно настроен. Ему все время хотелось кого-то пнуть, стукнуть, даже мне пару раз досталось. Он давил жуков, муравьев, и, похоже, ему доставляло удовольствие наблюдать за их мучениями. Мне подсказывала практика – посмотри на ребенка и сделай выводы о его родителях.

– А какой знак зверя был у Платона? – тихо спросила Изольда. – Ведь у зверя должна быть отличительная особенность…

– Совершенно верно, – кивнул сыщик. – Сначала я подумал, что это родинка. Кстати, она действительно досталась ему по наследству. Но об этом позже. У Платона другой знак. Я очень много рассуждал о наследственности, потому что в этом деле она просматривалась очень явно. Я даже ездил в архив. И обнаружил одну интересную закономерность. Некоторые фамилии повторялись из поколения в поколение. Причем среди них очень четко выделялась фамилия Чернорукие. Так вот, как только мужчина из рода Черноруких достигал совершеннолетия, в деревне начинали происходить пропажи детей. И продолжалось это до тех пор, пока с мужчиной что-нибудь не происходило. Например, он умирал или тяжело заболевал. Кстати, перед войной было всего два таких случая, потому что мужчина из этого рода ушел на войну. А еще у них имелась интересная особенность – об этом я тоже узнал из архивных записей, – их сыновья рождались черненькими и кучерявыми, словно цыгане, но уже через несколько лет волосы их светлели, и кожа тоже, ничем больше они не отличались от «русичей».

– Но это же… – начала Надежда Филипповна и замолчала.

– Говорите, что вы хотели сказать, – мягко попросил ее Эрик.

– У Платона была такая же история. Помните, я вам рассказывала? Его в детдоме дразнили – за то, что он был похож на цыганенка. А сейчас волосы у него светло-русые…

– Помню, – кивнул сыщик.

– Значит, его отец – Иван Чернорукий?!

– Да, он отец Платона.

– А кто же… – вновь начала Надежда, но ее перебила Галя:

– А при чем здесь тогда сбежавшие психи? Мы были уверены, что это их рук дело. Ведь такого совпадения просто не может быть!

– А это вовсе и не совпадение. Как только Платон почуял запах жареного, он решил оставить себе путь для отступления. Ему ничего не стоило проделать в заборе дыру и заманить психов за территорию. А там – попробуй докажи, что они ни в чем не виноваты! Он не учел только одного – они оба были физически не в состоянии совершить эти преступления.

Кстати, он же поставил бутыль самогона в шкаф Арсения Петровича. Знал, что мужик не удержится и выпьет добрую часть бутылки. Платон же в то время, когда мужик находился в невменяемом состоянии, подделал записи в журнале, и Арсений решил, что двум сбежавшим больным отменены уколы. Таким образом, их не хватились вовремя, и трое суток больные пропадали невесть где. Это вполне достаточно, чтобы их обвинили в убийствах. Кстати, если бы не я, Игорь Литовцев с удовольствием ухватился бы за эту версию. Все это тоже указывало на Платона. Но в то время я еще был далек от этой мысли. Все вы, пятеро мужчин, вызывали у меня одинаковые подозрения.

– Жуть! – сделала вывод Галя и передернула плечами. – Никогда бы не подумала на Платона!

– А на кого бы ты подумала? – поинтересовалась Мариша.

– Ни на кого. Я с самого начала говорила, что не верю в причастность к убийству ни одного из мужчин.

– А сейчас веришь?

– Приходится, от доказательств-то никуда не уйдешь. Хотя постойте! А когда он успел задушить Евгению? Ведь Платон бегал на другой конец деревни чинить электричество! У него ушло полчаса, этого очень мало. Как раз хватило только на то, чтобы бегом добраться туда, быстро заменить пробки и вернуться.