В лодке могло одновременно поместиться не более шести человек.

Дедушка-перевозчик с радостью отдал нам весла:

— Сами управитесь, и сел на солнышке наблюдать. По-настоящему грести умел один Николай Викторович, а остальные…

— Сапожники вы! — крикнул Николай Викторович Грише и Васе и занял должность перевозчика.

Посовещавшись с Гришей, он сжалился над нами и в первой партии перевез дежурных, чтобы организовать завтрак.

Ленечку с должности ответственного дежурного сняли. «Ввиду его крайней бестолковости» — так Таня записала в дневник. Костровым и кашеваром он тоже не годился. Ладно, пусть хоть картошку чистит и посуду моет.

Кто переехал, тут же бежал на недалекий пляж купаться и загорать на солнышке. А я облюбовал себе местечко под кустом и сел писать Тычинке большое, обстоятельное письмо-доклад. Запечатанный конверт я отдал перевозчику.

Николай Викторович показал нам на карте косую карандашную линию, соединяющую синюю петельку реки Которосли с кружочком «Курба».

— А теперь посмотрите, — пытался он нам объяснить, — я направляю компас — линия азимута попала на ту елку. Так и пойдем — всё прямо и прямо, не разбирая дороги. — Он передал компас Грише. — На, иди по азимуту триста пятьдесят пять!

Дошли до елки, снова навели компас по тому же азимуту. Пока наша прямая пересекала свежескошенный луг, мы шли очень быстро; по картофельному полю пришлось двигаться медленнее, «волчьим шагом», то есть след в след, чтобы не топтать ботву.

Мы перешли через шоссе, потом через железную дорогу и напоролись на кусты. Теперь идти по прямой стало куда труднее: ветви цеплялись за рюкзаки, за одежду, приходилось обходить. Николай Викторович сам надел компас на левую руку.

Вскоре началось то самое болото, которое на карте значилось непроходимым. Между высокими, похожими на опрокинутые ведра осоковыми кочками стояли чахоточные березки и сосенки, а сквозь их обнаженные корни проступала вода ржавого оттенка.

Несчитанные полчища комаров набросились на наш отряд с бешеной смелостью. Комары пели свои боевые песни и назойливо садились на наши лбы, щеки, носы, чаще всего на затылки.

— Доктор, сколько вы убили комаров? — насмешливо спросила меня Галя.

Я посмотрел на нее и крикнул:

— Галя, осторожнее!

— Вы хотите, чтобы я вам помогала прыгать? — съехидничала она.

Раздался визг: Танечка кувыркнулась очень неловко, прямо носом в болото. Она не сразу сумела вскочить: все ее хорошенькое личико, плечо, косы, рюкзак, шаровары покрылись желтой охристой грязью…

Танечка, бедная, если бы твоя мама сейчас увидела, как ты измазалась, как облепили тебя комары, как ты плюешься илом!

— Где моя сумка? — отчаянно закричала пострадавшая.

Сумки не было. Цепочка туристов остановилась. Мы бросились искать в болотной жиже и вскоре на глубине, под корягами, нашли санитарную сумку, но открытую. Как мы ни старались шарить руками, сумели извлечь из воды только часть лекарств. Спасенные порошки и таблетки подмокли, и их пришлось выбросить, уцелел только градусник и несколько пузырьков.

Впрочем, не так уж это было страшно — никто у нас по дороге не болел и не жаловался, а с натертыми ногами как-нибудь и без медикаментов справимся.

Николай Викторович продолжал неизменно шагать первым, держал компас в руках. Цепочка растянулась, по крайней мере, на триста метров. Я шел одним из последних. Сосны и березки поредели. Перед моими глазами раскинулось необозримое болото — комариная родина. Шагавшие впереди уже давно брели прямиком по колено в воде вслед за Николаем Викторовичем. Как огромный журавль, он осторожно переставлял ноги, проверяя палкой, нет ли трясины. Никто не говорил ни слова, слышалось только молчаливое хлопанье по затылкам да по щекам.

Николай Викторович в несколько прыжков намного опередил цепь, обернулся.

— Ну, давайте песню.

не очень стройно запели наши изыскатели, шагая по торфяной болотной жиже, отбиваясь от нападения комаров.

Николай Викторович выбрался из воды на случайный моховой островок.

— Гриша, давай ко мне на плечи. Посмотри, что там видно. — Гриша, как обезьянка, быстро вскарабкался, вытянул шею и вдруг заплясал над головой начальника.

— Николай Викторович, Николай Викторович, вон те сосны, те сосны, видите… Они на песке стоят, на горке! Там земля!

— Там земля, слышите? — звонко крикнула Галя. «Земля!» Не так ли кричал матрос с корабля Колумба?

— Земля! Земля!

Но Колумба комары не ели.

— К черту это хождение по азимутам! — ругался я, убивая тысячного комара.

Наконец мы ступили на рыхлый и сухой песок и, едва переступая ногами, подошли к веселым раскидистым сосенкам.

— Разжигайте скорее костры! Четыре костра, не меньше! Бросайте в огонь зеленые сосновые ветки! — гремел голос Николая Викторовича. — Создавайте дымовую завесу! Сушите шаровары и кеды!