Костры разожгли с четырех сторон. Дым стлался по траве и уходил к вершинам сосен. Комары, озлобленно звеня, отступили. Мы развесили наши мокрые шаровары на солнышке по веткам деревьев. Мальчики, впервые за поход, начали ставить палатки.

Галя подошла ко мне:

— Доктор, я все думаю: скажите, что едят комары? Ведь если бы мы сюда не попали, они остались бы совсем голодные?!

Я задумался, потом кашлянул, потом перевел разговор на другую тему.

— Значит, не знаете, — вздохнула Галя, — пойду спрошу Николая Викторовича. — И она вприпрыжку убежала.

Николай Викторович в это время вместе с мальчиками занимался палатками. Все восемь они поставили на пригорке точно в ряд — получилась ровная улица.

— Не мешай, не мешай, потом, потом! — Николай Викторович отмахивался одновременно и от комаров, и от Гали.

Сразу после ужина мы залезли в палатки. Николай Викторович, Вова, Ленечка и я легли вместе. Потухли костры, и комариные полки с удесятеренной яростью бросились в бой. Надо было тщательно заделать все щелки в палатке. Но в тот момент, когда один из нас успевал юркнуть внутрь, не менее двух комариных батальонов влетало вслед за ним, прежде чем мы успевали застегнуть полотнище.

Враги поднимались под потолок палатки и перед решающим боем трубили и гудели. При свете карманных фонариков мы пошли на них в наступление и после получасовой схватки героически уничтожили всех врагов. Но в наглухо закупоренной палатке было так душно, что я долго не мог уснуть.

А оттуда, из тьмы ночи, сквозь брезент слышался неумолчный и настойчивый вой миллиардов голодных существ.

На следующее утро мы двинулись дальше и вскоре набрели на дорогу, сильно заросшую травой. И все-таки это была дорога, а не лес. Комары почти исчезли. Сосняк перемежался с невысокими осинками и березками. Было очень жарко, но воздух казался удушливым не только от жары. Мы вышли на поляну. Та сторона ее окуталась тяжелой лиловой мглою, и небо впереди нависло зловеще-багровое.

— Это дым, где-то леса горят, — догадался Николай Викторович.

И с каждым шагом все заметнее был дым и все труднее становилось дышать. Мы попали в густую свинцово-лиловую завесу. Дым клочьями стлался по траве, свисал с веток. Не замедляя хода, мы пошли дальше, хотели пробиться сквозь завесу и вдруг увидели пламя.

Совсем близко от нас огненными змейками оно ползло по траве, по сухому мшистому ковру, оставляя за собой черные тлеющие пятна. Вот огонь набросился на заросли папоротников, и каждый перистый лист, когда загорался, курчавился мелкими завитками. Вот огненные языки подобрались к маленькой березке и с разбегу прыгнули кверху. Девочка-березка вся затрепетала своим зеленым платьицем и вспыхнула. С березки пламя перескочило на соседнюю сосенку. Старые сухие пни горели там и сям, как отдельные костры. Но больших деревьев огонь пока не трогал.

— Ребята, рюкзаки туда, на безопасное место! — приказал Николай Викторович. — Будем тушить пожар! Слушать мою команду!

Вещи бросили на дальней опушке поляны и двинулись в наступление на дым и огонь.

— Становитесь цепью, не давайте пламени перекинуться через дорогу! — командовал Николай Викторович.

«Мечей» было у нас всего шесть — четыре топорика и две саперные лопатки. Оружием завладели самые сильные мальчики и Николай Викторович. Они топориками рубили маленькие деревца, которым грозил огонь, а лопатками засыпали горевшую траву и пни песком. Девочки хотели топтать пламя ногами, но боялись обжечься.

Кто-то догадался ломать березовые ветки, вязать веники и бить ими по пламени. Дело пошло на лад: то мы лишь оборонялись от наступавших полчищ, теперь сами перешли в наступление, сбивая огонь. Правда, веники загорались. Их приходилось то и дело заменять новыми.

От дыма слезились глаза, першило в горле. Появились первые раненые. У Гриши загорелся чубчик, и он обжег себе лоб; Вова в пылу битвы не заметил, как раскаленный уголь упал ему на штанину и прожег ее. Нога покраснела от ожога, но мы были бессильны — пузырек с мазью Вишневского покоился на дне болота.

Искры, горящие листья, горящие клочья мха летали поверху.

— Берегите глаза! — кричал я.

Доблестные чудо-богатыри уже отвоевали большой участок. А главный наш богатырь — могучий Николай Викторович — ринулся с топором в руках в самую жаркую сечу и ну крушить загоревшиеся ветки высокой осины.

— Заходите с этой стороны! — кричал он.

И вновь наши войска с лопатами, топорами и вениками устремлялись навстречу огню.

Только сейчас я заметил нескольких ребят, стоявших на коленях над Ленечкой, распростертым на траве. Таня осторожно засучивала обгорелые остатки Ленечкиной шароварины, Галя расшнуровывала его почерневшую кеду и снимала носок. Я подбежал к пострадавшему и наклонился над ним. Под кедой ступня только сильно покраснела, но выше щиколотки нога вздулась неправильной формы пузырями.

— Кто видел, как это случилось? — коротко спросил Николай Викторович.

Девочки, прерывая друг друга, рассказали: Галя и Таня тушили горевшую траву вениками и не видели, что Миша рубил сзади них пылавшую елочку; охваченное пламенем деревцо начало падать прямо на них. Вдруг Леня выскочил откуда-то сбоку и с силой толкнул обеих девочек — те отлетели в сторону. Елка упала, не задев никого, а он сам впопыхах не заметил горевшего трухлявого пня и всей ногой провалился внутрь, прямо в золу и красные угли…