Меня немедленно призвали на кухню и спросили, с кем я собираюсь жить. Я сказал, что собираюсь жить с Зиной, и узнал, что я неблагодарная свинья, что растить меня было не просто трудно, а очень трудно, особенно если учесть отсутствие отца и мизерную зарплату, и что мама думала, что придет время, когда я буду ее поддерживать и подам стакан воды, когда она будет умирать, и вообще, хороший сын никогда не покинет маму, будь он хоть трижды волшебником. Я слушал ее минут пять, а потом мне надоело и я пошел в церковь. Пусть они с Зиной ругаются.

На этот раз в церкви был священник, совсем молодой парень, чуть-чуть постарше меня, хотя, возможно, так казалось из-за рыжеватой окладистой бороды, а на самом деле он даже моложе. Он ходил по церкви, останавливался перед каждой иконой, крестился, кланялся и что-то бормотал. Я положил по тысяче рублей в два ящика для пожертвований и проигнорировал третий ящик, тот, который на нужды бомжей. А потом я встал на колени посреди церкви и долго молился, примерно так же, как вчера, только сегодня это было проще, очевидно, начала вырабатываться привычка.

Помолившись, я встал, отряхнул колени, еще раз поклонился распятому Христу, перекрестился, направился к выходу и услышал совсем рядом тихое покашливание. Я обернулся и увидел, что священник оценивающе смотрит на меня, явно решая, заговорить со мной или нет. "А почему бы и нет", - подумал я, и подбодрил его легким кивком головы.

–  Извините, если вмешиваюсь не в свое дело, - начал священник, - мне показалось, что вам нужна помощь…

–  Допустим.

–  Мне кажется, вас что-то гнетет. Не знаю, что именно, то ли с кем-то из ваших близких беда, то ли совесть у вас нечиста, честно говоря, это даже неважно, потому что я хотел бы попытаться вам помочь в любом случае. Это часть моей работы - помогать тем, кому тяжело.

–  А кому сейчас легко?
– усмехнулся я уголком рта.

Священник не улыбнулся в ответ, он оставался серьезным.

–  Бог любит страждущих, - продолжал он, - бог любит всех, и каждый имеет шанс на прощение, что бы он ни совершил. Не забывайте, что даже Мария Магдалина попала в рай.

–  И Сергий Радонежский, - добавил я, вспомнив подвиг означенного святого на альтернативном Куликовом поле.

–  И Сергий Радонежский, - согласился священник, недоуменно похлопав глазами.
– Давайте попьем чаю, я попробую помочь вашему горю.

–  Вряд ли это в ваших силах.

–  Не сомневаюсь, - улыбнулся священник, - но кто говорит о моих силах? Я просто инструмент в руке господней, а вы ведь не будете отрицать, что он способен решить вашу проблему? Конечно, не будете, иначе не пришли бы в храм.

Мы вышли в неприметную дверь в дальней стене, немного поплутали в узких коридорчиках, густо захламленных всякой дрянью, и изрядно провонявших ладаном и еще чем-то подобным, и, наконец, оказались в маленькой комнатке, напомнившей мне армейскую каптерку. Обстановка этой комнатки включала в себя покосившийся кухонный стол, три рассохшиеся табуретки и множество разнообразных шкафчиков и комодов, напичканных разнообразным хламом. В центре стола стоял электросамовар, который священник немедленно включил и уселся на одну из табуреток, жестом указав мне на табуретку напротив. Я сел.

–  Меня зовут отец Спиридон, - представился священник, - но вы можете опускать титул. Какой я вам отец, в самом деле?

–  Сергей, - представился я и протянул руку. Спиридон пожал ее, ладонь священника оказалась неожиданно крепкой и мозолистой, она никак не сочеталась с худосочным телосложением и высоким, чуть-чуть женственным голосом.

–  В чем ваша проблема, Сергей?
– спросил Спиридон.
– Постарайтесь охарактеризовать ее максимально коротко, не вдаваясь в ненужные подробности. Меня совершенно не интересует, как конкретно вы согрешили.

–  Вы думаете, дело в том, что я согрешил?

–  Мне так кажется. Я неправ?

–  Вы правы. Скажем так, я нарушил одну из христовых заповедей.

–  Вы раскаиваетесь?

–  Не знаю. Честное слово, не знаю. Если бы я смог прожить этот момент еще раз, даже не знаю, как бы я поступил. Боюсь, что так же.

–  Интересно. А с чем у вас ассоциируется эта проблема?

–  Не понял.

–  Какой-нибудь образ, желательно зрительный. Ну, там, камень на сердце, стадо лягушек на болоте…

–  Хм… пожалуй, вампир.

–  Вампир? Оригинально. Чем вам мешает этот вампир? Он сосет вашу кровь?

–  Нет, он не сосет. Скорее, это я сосу.

–  То есть, вы ассоциируете вампира не с внешней угрозой, а с самим собой?

–  Вроде того.

–  Это как бы ваша альтернативная сущность, которая вас пугает?

–  Точно.

–  Попробуйте с ней поговорить.

–  С кем? С вампиром?

–  Да.

–  Эээ… святой отец, вы наркотики не употребляете?

–  Не употребляю. Я согласен, мои слова могут показаться глупыми, но попробуйте преодолеть эту глупость, она только кажущаяся. Когда вы стоите на коленях перед распятием и молитесь, с точки зрения атеиста это выглядит не менее глупо. Я уж не говорю о ваших пожертвованиях. Кстати, почему вы ничего не жертвуете на приют для бездомных?