«Родилась ли мысль об этом посвящении в сердце Людовика XIII или принадлежала отцу Жозефу? Кардиналу Ришелье? Луизе де Лафайет? Отцу Коссену?» (Пьер Делатр). Все указывает на кардинала или, возможно, на общее чувство, связавшее монарха и его министра. 19 мая 1636 года Ришелье пишет своему королю: «Мымолим Господа в Париже, во всех монастырях, об успехе войск Вашего Величества. Мыполагаем, что если Вы сочтете правильным принести обет Деве Марии,прежде чем Ваши войска вступят в бой, это будет очень кстати… Принесение обета Богоматери может привести к очень хорошим результатам». Это повторяющееся МЫ, обычно не входящее в словарь кардинала, возможно, указывает на отца Жозефа. Зато известно, что идея подобного обета исходила от самого Людовика XIII. «Я нахожу очень благим, — отвечает он, — принести обет по примеру, который Вы мне описываете».

Почему Арман Жан дю Плесси вмешивается столь открыто? Можно предложить два объяснения, не противоположных, но дополняющих друг друга. Его личная набожность, вполне естественная для его времени, обращена к Деве Марии, за исключением лишь того факта, что не имеет глубины, убежденности, пылкости Берюля. Но, когда первая мысль об обете обретает форму (за три месяца до падения Корби), проходит всего лишь год с момента объявления войны христианнейшим королем королю католическому. Одиннадцать месяцев после ужасного разграбления Тирлемона (10 июня 1635 г.) французами и их союзниками, протестантами Голландии. Не только «партия святош» критикует франко-голландский и франко-шведский альянсы против Австрийского дома. Отдать государство под покровительство Марии — значит, успокоить папу Урбана VIII, утихомирить некоторых католиков империи, умиротворить во Франции (особенно в конгрегациях) тех, кто по примеру королевского духовника критикует, а иногда и осуждает слишком смелую политику Ришелье. После испытаний года Корби «партия святош» вновь добивается авторитета.

Декаларация 10 февраля 1638 года касается всех жителей Франции и требует активного содействия гражданских, судейских (верховные суды), муниципальных (городских) и a prioriцерковных властей, обремененных организацией и обеспечением 15 августа каждого года, то есть «в день и праздник Успения Богородицы», большой мессы (с упоминанием об обете в проповеди) и вечерни, следующей за торжественным крестным ходом. Кроме того, следует возвести часовни Деве Марии в церквах, еще не посвященных Богородице. Король и министр-кардинал забывают лишь об одном: о существовании 900 тысяч протестантов, большинство которых не поклоняется матери Иисуса.

В депеше, адресованной шведскому двору, Гроций беззлобно иронизирует: «Если теперь Пресвятая Дева, как можно этого ожидать, сделает кардинала Ришелье своим главным наместником, королю останется лишь соблюдать хорошую мину при плохой игре». Но все подданные, включая протестантов, когда 5 сентября 1638 года родился дофин, не скрывают своей радости, превращая обет Людовика XIII в настоящий «Magnificat».

Показывая венецианскому послу новорожденного дофина, счастливый Людовик XIII заявляет: «Вот чудесное проявление милости Божьей, ибо именно так следует называть столь прекрасного ребенка после моих двадцати двух лет брака и четырех выкидышей моей супруги». Будущий Людовик XIV появился на свет 5 сентября 1638 года в новом замке Сен-Жермен, поздним утром.

Задержка родов на несколько дней заставила кардинала опасаться появления девочки. Однако вся Франция вздохнула с облегчением: ребенок — мальчик, королевство перейдет в наследство дофину. Шавиньи пишет Ришелье, находящемуся в Сен-Кантене, посвящая его в мельчайшие подробности: радость короля «безмерна»; Его Величество пять раз в день приходит «посмотреть, как сосет грудь и дрыгает ножками… один из самых прекрасных принцев, какого он когда-либо видел». Отвечая Людовику XIII, кардинал поздравляет его с радостным событием и пишет счастливому отцу: «На самом деле я верю, что Господь, подарив его Вам, даровал его миру для великих свершений». По возвращении в Сен-Жермен Его Высокопреосвященство не скрывает своей радости, «видя между отцом и матерью это прелестное дитя, предмет своих желаний и последний предел своего удовлетворения».

Маленький дофин доставляет радость всем. Поэтому не случайно его называют Богоданным,то есть подарком Господа. Во всем королевстве одно Те Deumсменяет другое; звучат пушечные залпы, устраиваются фейерверки и иллюминация. При дворе бесконечно счастливы три человека: король (он счастлив как отец и успокоен как монарх, обретя надежду вопреки всякой надежде, признательный Деве Марии, которой посвятил свое королевство), министр-кардинал (его дело отныне имеет все шансы пережить Людовика XIII) и Анна Австрийская (отныне меньше испанка и по-настоящему королева).

Было ли чудом рождение Людовика Богоданного? В любом случае маленькое чудо все-таки случилось: кардинал отныне имеет все основания заключить мир с правящей королевой; королева вскоре догадается, а потом поймет, что всемогущий министр и пристальный наблюдатель превращается в ее преданного союзника. «Ля Газетт» — которой, как мы знаем, распоряжался кардинал — славит, как положено, появление дофина Богоданного; но кроме того, восхваляет «королеву, которой не хватало только материнства».

Недоволен лишь один человек — Гастон Французский, герцог Орлеанский, потерявший свое звание первого наследника престола. «Месье выглядел совершенно ошеломленным [он надеялся на рождение дочери], когда мадам Перонн [132] продемонстрировала ему физическое подтверждениетого, что королева родила сына. Стоит простить его, — добавляет Шавиньи, — если он выглядел немного меланхоличным». Чтобы его утешить, Людовик XIII по совету Ришелье дарит своему вечно недовольному брату вознаграждение в шесть тысяч экю. Но Гастон никогда не утешится, тем более что его невестка 21 сентября 1640 года родит еще одного сына, Филиппа, герцога Анжуйского.