Шрифт:
– Годится. Сможешь ввести программу до того, как я открою дверцу?
– Думаю, что да, Зебадия. А если Ая в это время будет спать, она тут же проснется и сразу ее выполнит.
– Хорошо, тогда вводи. Хильда, установи то же самое на своих приборах – пусть она будет сдублирована. А я пока пойду испытаю наши удобства. Не открывайте дверцы, пока я не приду.
Я вернулся через несколько минут.
– Нашел кусочек волшебного пространства еще тут – не спрашивайте почему, а то заору. Программу ввели?
– Да, Зебадия. Сказали три раза, и выполнение заблокировано, пока дверцы не будут закрыты и герметизированы. Я записала волшебные слова. Вот они.
Дити протянула мне клочок бумаги. Там было написано: «Ая, брысь!»
– Это самая короткая программа с необычным сочетанием звуков, какую я смогла придумать.
– Краткость может спасти нам жизнь. Давай поменяемся местами, Шельма, теперь моя очередь быть матерью первопроходцев. Всем задержать дыхание – я проверю воздух.
– Зебби, эта планета похожа на Землю до девятого десятичного знака.
– Значит, геройство мне ничем не грозит.
Я чуть приоткрыл дверцу и принюхался.
– Со мной все в порядке, – сказал я через некоторое время. – Ни у кого голова не кружится?
– Открывай дверцу шире, Зебби, здесь безопасно.
Я открыл дверцу и вылез на полянку, покрытую цветущими ромашками. Все вышли вслед за мной. На вид здесь действительно было безопасно – тихая, теплая, мирная полянка, по краю которой шла живая изгородь и бежал ручеек. Вдруг мимо пробежал белый кролик, направляясь к живой изгороди. Он на секунду остановился, достал из жилетного кармана часы, взглянул на них и простонал:
– О Боже мой! Я опаздываю!
И побежал еще быстрее. Дити рванулась было за ним.
– Дити! – крикнул я.
Она остановилась как вкопанная.
– Я хочу найти его нору.
– Тогда лучше посмотри, куда пойдет она. Ты в кроличью нору не полезешь.
– Кто «она»? – Дити обернулась к живой изгороди. Девочка в переднике спешила к тому месту, где исчез кролик. – Ох! Но с ней-то в норе ничего плохого не случилось?
– Нет, но ей оказалось не так просто оттуда выбраться. У нас нет времени, это не такое место, где мы могли бы задержаться.
– Почему?
– В Англии девятнадцатого века была недостаточно развита медицина.
– Зебби, – сказала Хильда, – это не Англия. Прочти, что написано на той бумажке.
Я развернул листок бумаги и прочел: «Страна Чудес».
– Верно, – согласился я, протягивая бумажку жене. – Но она скопирована с Англии шестидесятых годов девятнадцатого века. В ней либо нет никакой медицины, как в Стране Оз, либо, если есть, она на допастеровском уровне. А может быть, и на еще более раннем, до Земмельвейса [51] . Дити, ты хочешь умереть от родильной горячки?
51.
Земмельвейс Игнац Филипп (1818-1865) – венгерский акушер, установивший причину послеродового сепсиса и предложивший метод обеззараживания рук медицинского персонала хлорной водой.
– Нет, я хочу на Безумное Чаепитие.
– Безумное чаепитие мы можем устроить сами. Лично я лишился рассудка уже несколько вселенных назад, а сейчас как раз время обедать. Шельма, ты удостаиваешься ордена Нострадамуса с бриллиантовым бантом. Можно мне задать два вопроса?
– Задать вопрос всегда можно.
– А Лавкрафт тоже есть в этом списке?
– Он получил всего один голос, Зебби. Твой.
– Слава Ктулху! Шельма, его рассказы гипнотизируют точно так же, как змеи, говорят, гипнотизируют птичек. Но я предпочел бы попасть в лапы Желтого Короля, чем оказаться в мире Некрономикона. Хм… А хоть какой-нибудь триллер получил четыре голоса?
– Нет, дорогой, мы, остальные, больше любим, когда все кончается благополучно.
– Я тоже! Особенно когда это касается меня. А Хайнлайн там есть?
– Четыре голоса, но они разделились: два – за «Историю будущего», два – за «Чужака в чужой стране». Поэтому в мой список он не попал.
– Я не голосовал за «Чужака» и не стану никого смущать, спрашивая, кто это был. Господи, чего только не пишут ради денег!
– Как говорил Сэмюэл Джонсон, всякий, кто пишет ради чего-то другого, просто дурак.
– Джонсон был толстый, напыщенный, прожорливый, похотливый старый дурень, который давно был бы вполне заслуженно забыт, если бы за ним не таскался повсюду один лизоблюд и подхалим [52] . А Пол Андерсон в список попал? Или Нивен?
– Зебби, это уже не два вопроса, а гораздо больше.
– Я еще не дошел до второго. Вот он: а что у нас там есть на безумное чаепитие?
– Сюрприз! Глинда оставила нам в туалетной комнате корзинку для пикника.
– Я не заметил, – признался я.
52.
Джонсон Сэмюэл (1709-1784) – английский писатель и лексикограф; особую известность приобрел благодаря Дж.Босуэллу, написавшему его биографию.