Бланка слушала, не вполне понимая смысл речей оскорбленной женщины.

— Как вы добры,— сказала она и хотела взять руку Сусанны.

— Дайте договорить,— продолжала молодая женщина, отстраняясь,— не восхищайтесь моей добротой. Право, мне почти жаль вас, до такой степени вы мало сознаете то, что вы делаете, и что вас ожидает. Если бы вы поняли меня, вы бы догадались, что я прощаю вас, потому что сами то себя вы никогда не простите. Видите-ли, в моем прощении кроется месть.

Бланка испуганно смотрела на нее.

— О, кончим — проговорила Сусанна,— этот тяжелый и ненужный разговор.— Прощайте, вы знаете дорогу.

Жена Тесье ушла первая, точно она была чужой в этом доме.

На лестнице Сусанна столкнулась с Мишелем. Он шел к себе в кабинет; муж и жена поздоровались легким наклонением головы. Оба были непроннцаемо спокойны и холодны.

Долго просидел Мишель в кабинете, приводя в порядок бумаги. Большую часть он их сжег, оставил только несколько необходимых документов. Между деловыми письмами у него хранилось несколько незначительных записов Бланки. Он перечитал их и тоже бросил в камин. Огонь весело пожирал все, что до сих пор составляло жизнь Тесье. Мишель взглянул на маленькую связку писем и портфель с документами, невольно прошептав: “Только-то!” Его прежде загроможденный стол теперь был пуст; присев в нему, Тесье твердым почерком написал просьбу об отставке, потом еще несколько коротких писем.

Окончив все, он несколько минут задумчиво сидел в кресле, смотря на давно знакомыя вещи, которых он больше никогда не увидит, и в его уме роились воспоминания, связанныя с ними.

— Неужели это правда,— вдруг подумал он, и сейчас же ответил громко:— еще-бы!

Тесье встал, прошелся по вабинету, позвонил камердинера.

— Вещи уложены? — спросил он.

— Да-с.

— Хорошо; велите закладывать.

Уже на пороге Мишель столкнулся с Пейро; журналиста приняли, как всегда.

Пейро услыхал от де-Торна о разводе Тесье и пришел, чтобы узнать кое-какия подробности. Надо сказать, что в эту минуту он руководился желанием разрешить психологическую загадку, а не профессиональным любопытством.

С недовольным жестом Мишел вернулся.

— Что вам угодно, любезный друг? — спросил он стоя.

Пейро запасся предлогом.

— Я бы хотел знать, как “Порядок” должен отнестись в вопросу о новой стачке в Анзене?

— Там стачка? — спросил Тесье,— я сегодня не читал газет.

Пейро с удивлением смотрел на него и Мишель прибавил:

— Есть нечто другое, что, вероятно, будет вам еще неприятнее, хотя это дело личнаго свойства; я подал в отставку из депутатов.

Пейро хотел сказать что-то, но Тесье не дал ему говорить и произнес ледяным, не допускающим вопросов тоном:

— Вы несколько удивлены, а между тем это уже сделано. Я написал письмо и скоро его пошлю. Редакторство в “Порядке” я тоже бросаю, завтра соберу экстренное собрание администрации журнала и откажусь. Наверно я не знаю, кто будет моим преемником, но предполагаю его, и со своей стороны поддержу его. Мне кажется, вам предложат быть главным редактором.

Пейро поблагодарил.

— Я не безпокоюсь ни о будущности журнала,— прибавил Тесье,— ни о ходе нашего дела. Мне не замедлят найти более достойных преемников.

Пейро сделал было отрицательный жест, но Мишель повторил слегка дрогнувшим голосом:

— Да, мне найдутся более достойные преемники. Вы сами скоро напишете это.

Тесье встал, давая понять, что разговор окончен. Едва ушел Пейро, как Мишелю доложили о приходе монсиньора Русселя.

— Скажите его священству, что сегодня вечером или завтра утром я сам заеду в нему,— ответил Тесье, затем сложил свои бумаги в адвокатский портфель, вышел из кабинета и прошел в маленькую гостиную, где, по его мнению, Сусанна должна была его ожидать. Она, действительно, ничего не делая, сидела перед своим рабочим столом. Анни была у нея справа, Лауренция слева. Все трое составляли очаровательную картину спокойнаго семейнаго счастья. Горло Мишеля сжали подступившия рыдания; энергическим усилием он подавил их.

— И так, я еду,— проивнес Тесье; он говорил жестко, чтобы его голос не дрожал.

— Хорошо, все-ли у тебя есть? — спросила Сусанна, не глядя на мужа.

— Да.

С минуту Мишель колебался.

— Мне необходимо сказать тебе два слова,— выговорил он наконец.— О, детям незачем уходить, оне ничего не поймут. Я думаю, ты согласишься со мною, что истинная причина этого… путешествия должна остаться только между нами.

Сусанна подумала с минуту и ответила:

— Конечно.

— Значит, в этом отношении мы согласны. Прощайте, дети; прощай Анни, прощай моя маленькая Лауренция.— Он поцеловал девочек.

— Мы не знали, что ты уезжаешь, папа,— сказала Лауренция.

— Когда ты вернешься?

— Не знаю!

— Ты едешь далеко?

— Да.

— В Россию?

— Нет, не в Россию, в другое место.

— A ты привезешь нам что-нибудь, очень хорошенькое?

— Да, мои милочки.

Анни держала его за руку. Он тихонько высвободился и обернулся к Сусанне. Молодая женщина неподвижно смотрела в пространство.

— Прощай, дорогой друг,— сказал Тесье нетвердым голосом, взяв жену за руку, он поцеловал ее в лоб подле волос. Сусанна вздрогнула; Мишель почувствовал это и смутился. Рыдания снова начали душить его и крупная слеза выкатилась из глаз, но лицо осталось спокойно. Что-то на воздухе заняло детей и они, смеясь, подбежали к окну, повторяя между смехом: