— А сейчас мы разделимся на два разъезда, — сказал он.

Лейтенант стал излагать детали своего плана, давать инструкции, а затем повернулся к Тарзану:

— А вы, сударь, будьте добры подождать здесь нашего возвращения.

Тарзан попытался возразить, но тот сразу осадил его.

— Может произойти бой, — сказал он, — а присутствие мирных граждан затрудняет действия войск.

— Но, дорогой лейтенант, — прервал его Тарзан, — я готов и рад быть под вашей командой или под командой одного из ваших сержантов или капралов и сражаться в их рядах. Ради этого я и нахожусь здесь.

— Я был бы очень рад, если бы это было так, — возразил ему Жернуа с усмешкой, которую даже не старался скрыть, а затем кратко добавил. — Вы повинуетесь моим приказаниям, а я предлагаю вам оставаться здесь до нашего возвращения. Покончим на этом! — И, повернувшись, отъехал. Тарзан остался один среди пустынных гор.

Солнце пекло вовсю. Человек-обезьяна укрылся в тени ближайшего чахлого дерева и, сидя на земле, развлекался курением. Внутренне он проклинал Жернуа за его проделку. Просто маленькая месть с его стороны, так думал он. Вдруг он подумал, что его враг не настолько глуп, чтобы причинить ему неприятность столь безобидного сорта. Нет, за этим скрывалось что-то другое, посерьезней! Тарзан поднялся и осмотрел ружье. Обойма была на месте. Затем вынул свой револьвер. Приняв эти меры предосторожности, осмотрел окружающие возвышенности и овраги, чтобы убедиться, что застать его врасплох нельзя.

Солнце опускалось все ниже и ниже, а спаги и не думали возвращаться. Наконец сумерки окутали долину. Тарзан был слишком горд, чтобы поехать обратно в лагерь. Он хотел дать время отряду Жернуа вернуться в долину, где, как он думал, и была назначена общая встреча.

С наступлением ночи человек-обезьяна почувствовал себя в безопасности. Он привык к темноте. Он знал, что никто не сможет приблизиться к нему с такой осторожностью, чтобы обмануть его чуткий слух. Кроме того, его глаза умели различать в темноте, а тонкое обоняние предупредило бы о приближении врага с подветренной стороны. Поэтому он спокойно уснул, прислонившись к дереву.

Тарзан спал несколько часов. Когда проснулся, разбуженный испуганным храпением лошади, луна стояла высоко на небе. В десяти шагах от него стоял тот, кто был причиной тревоги коня.

Громадный, величественный, со сверкающими глазами стоял перед ним лев Нума. Тарзан почувствовал прилив какой-то радости, как при виде старого друга после многих лет разлуки Несколько мгновений он не шевелился, наслаждаясь могучим видом царя пустыни.

Но вот Нума приготовился к прыжку. Медленно, очень медленно Тарзан прицелился. Он еще никогда не убивал большого зверя из ружья, а всегда защищался копьем, отравленными стрелами, ножом, веревкой или, наконец, просто руками. Теперь он пожалел, что у него нет при себе ножа и стрел, — с ними он чувствовал бы себя уверенней.

Нума низко пригнулся к земле. Стрелять было неудобно, а Тарзан знал, что может произойти в случае промаха. Поэтому он предпочел выстрелить сбоку, а для этого сделал шаг в сторону. Нума, не двигаясь, следил за человеком. Тарза «сделал еще шаг, еще… Теперь он мог целиться между ухом и глазом. Его палец нажал собачку… В этот самый момент Нума сделал прыжок. Испуганная лошадь с такой силой шарахнулась в сторону, что порвала уздечку, и, почувствовав себя свободной, во весь опор умчалась в пустыню.

Никто не избег бы страшного прыжка Нумы. Но Тарзан был необыкновенный человек. С раннего детства его мускулы были приучены действовать с быстротой молнии. Он оказался проворнее, чем лев. Тот, в своем прыжке, налетел на ствол дерева, хотя рассчитывал встретить в Этом месте живого человека, а Тарзан сбоку выпустил в него еще один заряд. Лев с резом упал на песок. Еще два раза выстрелил Тарзан. Лев лежал неподвижно. Над ним стоял уже не мосье Тарзан, а Тарзан-дикарь, поставивший ногу на труп своего врага и потрясающий воздух мощным криком торжества.

Все живое задрожало в диких скалах, услышав этот крик, а внизу, в пустыне, дикие кочевники-бедуины выбежали из своих шатров, встревоженные появлением нового врага, нового похитителя их стад.

Тарзан теперь вполне убедился, что Жернуа и не собирался возвращаться сюда. Однако оставалось непонятным, почему лейтенант покинул его здесь, дав возможность свободно возвращаться в лагерь.

Так как лошадь убежала, он решил тронуться в обратный путь пешком. Едва он добрался до долины, как с другой стороны в нее спустились закутанные в белые бурнусы фигуры… Несколько мгновений они таились за камнями, осматриваясь вокруг, а затем двинулись дальше. Под деревом, где сидел Тарзан, они наткнулись на убитого льва, а потом продолжили свой путь по пустыне вслед за ушедшим Тарзаном, оглядываясь на каждом шагу и прячась за естественные прикрытия, как делают люди, которые охотятся на человека.

Пересекая каньон, освещенный яркой африканской луной, Тарзан думал о джунглях, и только о них. Одиночество и дикая свобода наполняли его сердце жизнью и энергией. Снова он был диким Тарзаном, гордым своей силой, готовым встретить любого врага. Ночные голоса гор были новы для него, и все-таки ухо прислушивалось к «им, как к нежному зову полузабытой любви. Многие из них он узнавал. Вот знакомый кашель леопарда-Шиты. Но нет! Странные ноты слышались в последних протяжных звуках. Это была пантера.