То же самое можно сказать и о моей мнимой близости к Зонбергу, Германовичу и Ольшанскому, с которыми я всего лишь по году работал в акад. мех(анизации) и мот(оризации) РККА. Я прошу Вас вспомнить, что я Вам докладывал об этих... людях. Именно по моим Вам докладам и вопреки предложениям Гамарника и Фельдмана Вы убрали из академии и Зонберга и Ольшанского, немного позже и Германович тоже был Вами убран из академии, а Ольшанский с Вашего благословения — искл(ючен) из партии. Как же можно говорить после этого о какой-то моей близости к этим людям...»

В 1930-х годах обвинение в троцкизме означало неминуемую кару, смерть если не физическую, то уж политическую несомненно. Не говоря уже о крушении карьеры (служебной, военной, научной). Политические процессы 1936—1938 годов показали, что в первую очередь на этого «коня» стремилось посадить подследственных (а затем и подсудимых) высшее политическое руководство СССР. А верный оруженосец Сталина Прокурор страны А.Я. Вышинский безропотно штамповал свои визы на все новых и новых ордерах на арест очередной группы троцкистов. К данной категории немедленно относили любого человека, на которого поступил донос о его сотрудничестве (укрывательстве, сочувствии, встрече и т.д.) с троцкистскими элементами как внутри страны, так и за рубежом.

«2. В связи с заявлениями б. слушателя академии Петрова меня обвиняли в укрывательстве троцкистов, в частности, троцкиста Бешкина. Сказать по правде, меня эти обвинения приводили в бешенство. Я понимаю, что надо человека допрашивать с пристрастием. Но ведь мою систематическую борьбу с троцкистами и с прочими изменниками делу революции можно проследить без всякого труда. В наиболее острые периоды борьбы троцкистов, правых и “левых” с большевиками я находился в передовых рядах партии Ленина — Сталина. В 1920—1921 гг. я вместе с Ярославским Е. активно и успешно дрался с троцкистами и др(угими) врагами ленинско-сталинской политики, в частности, с извергом Смирновым И.Н., находясь в это время в Сибири. В 1923—1924 гг. активно боролся с троцкистами по всем вопросам и, в частности, по вопросам армейского строительства... В 1925—1927 гг. в период борьбы с объедин(енной) троцк(истско)-зиновьев(ской) оппозицией, я получал специальные указания и выполнял особые поручения ЦК ВКП(б) по борьбе с тр(оцкистско)-зин(о-вьевской) оппоз(ицией), был командирован в этих целях во главе группы слушателей Института Красной Профессуры и курсов марксизма при ЦК в Кронштадт, Ленинград, Смоленск, Ярцево (раб. район), Брянск и брянские заводы. Возложенные на меня задачи выполнил не плохо.

В своей работе я всегда непримиримо относился к каким бы то ни было проявлениям троцкизма и выбросил из организаций, где мне приходилось работать, не одну сотню троцкистских элементов... С переходом в Морские Силы (после Военной академии механизации и моторизации И.П. Петухов работал помощником начальника Морских Сил РККА по политической части. — Н.Ч.) я отдавал всего себя этому новому для меня делу. Несмотря на то, что я пробыл там всего лишь около года, мне удалось не только выявить там крупнейшие недочеты, но и приступить к осуществлению ряда Ваших важнейших решений по их устранению... Мне удалось, опять-таки вопреки настроениям Гамарника, удалить из аппарата Управления Морскими Силами таких видных троцкистов, как Курков (пом. нач. Морсил), Кара (начальник отдела кадров), Ланда (Круглова) — брат того самого Ланда, который показал на меня и который с пеной у рта защищал своего брата, когда этого последнего, по моему предложению, исключили из партии...

Так же я поступил и с б(ывшим) троцкистом Бешкиным, в бытность мою в академии мех(анизации) и мот(оризации).

Еще в феврале 1935 г., как только стала известна роль троцкистов в Ленинград(ских) событиях (убийство С.М. Кирова в декабре 1934 года. — Н. Ч.) и как только появилось соответств-(ующее) заявление слушателей акад(емии), Бешкин по моему настоянию был убран из академии и уволен из РККА... Почему же после всего этого можно верить Петрову...

Я вел систематическую борьбу с троцкистами на протяжении всего времени моего пребывания в партии, а меня обвиняют в соучастии с троцкистами и их тяжких преступлениях?!

Я выгнал из РККА (выгнали Вы по моим докладам) не одну сотню троцкистских элементов, в частности, Бешкина, а меня обвиняют в укрывательстве этих гадов?!»

Слово «кулак», начиная с конца 1920-х годов, фактически стало именем нарицательным. За принадлежность к этому сословию крестьянства, преданному Советской властью анафеме, нередко летели головы не только на селе, но и в городе, в армейском гарнизоне.

«3. В решениях ОСО меня называют кулаком. Это грубейшая ошибка. Я никогда кулаком не был, что проверить и установить не представляет никакого труда... Мое социальное прошлое известно всей деревне вплоть до 1928 г.; проверялось мое соцположение и специальными людьми из парткомиссии 10 отдела ПУРа. Все то, что я излагал в докл(адной) записке в парткомиссию и Вам в связи с имевшимися на меня заявлениями и моем соц(иальном) прошом, правильно, и утверждение, что я кулак — это результат недостаточной бдительности тех, кто рассматривал клеветнические документы на меня...

Гражданин Народный Комиссар! Мне кажется, что достаточно и всего изложенного Вам, чтобы проследить несостоятельность и лживость выдвинутых против меня обвинений и просить Вашего ходатайства перед Наркомом Вн(утренних) дел Л.П. Берия о скорейшем пересмотре моего дела и моем освобождении...» [66]

Иван Павлович Петухов, обнадеженный сообщением из секретариата НКВД о том, что его жалоба относительно необоснованности осуждения там получена и будет рассмотрена, спешит заручиться поддержкой у своего бывшего шефа. Из содержания приведенного выше заявления на имя Ворошилова усматривается, что тот многие годы, вплоть до ареста Петухова, благоволил к нему, и поэтому данное письмо-заявление следует рассматривать как вполне логичное развитие событий в драме видного политработника РККА. Петухов крепко надеется на помощь со стороны своего наркома — члена Политбюро ЦКВКП(б), близкого соратника Сталина.

Из секретариата наркома обороны указанное выше заявление И.П. Петухова передается в Главную военную прокуратуру. В подготовленной для заместителя Главного военного прокурора диввоенюриста Н.П. Афанасьева справке, исполненной сотрудником ГВП военным юристом 2-го ранга Белкиным, говорилось: «...Жалоба Петухова (на имя Ворошилова. — Н.Ч.) неосновательна, т.к. о его связях с троцкистами свидетельствуют не только показания свидетелей, но и имеющиеся в деле материалы партбюро НКО. О связях с Гамарником свидетельствует обнаруженная книга Петухова «Партийная организация и партийно-политическая работа в РККА», изд(аннная) в 1930 г., с его собственноручной подписью... По отзыву полкового комиссара Катулина... эта книга изобилует ошибками и является политически вредной.