По мнению К.К. Рокоссовского, в частях Киевского Особого военного округа недостаточно велась работа, которую необходимо проводить в преддверии войны. «Еще во время окружной полевой поездки я беседовал с некоторыми товарищами из высшего командного состава. Это были генералы И.И. Федюнинский, С.М. Кондрусев, Ф.В. Камков (командиры стрелкового, механизированного и кавалерийского корпусов. — Н. Ч.). У них, как и у меня, сложилось мнение, что мы находимся накануне войны с гитлеровской Германией. Однажды заночевал в Ковеле у товарища Федюнинского. Он оказался гостеприимным хозяином. Разговор все о том же: много беспечности. Договорились о взаимодействии наших соединений, еще раз прикинули, что предпринять, дабы не быть захваченными врасплох, когда придется идти в бой.

...И самое тревожное обстоятельство — истек май, в разгаре июнь, а мы не получили боевую материальную часть. Учебная техника была на износе, моторы доживали свой срок. Пришлось мне ограничить использование танков для учебных целей из опасения, что мы, танкисты, окажемся на войне вообще без каких бы то ни было танков» [110] .

В своих воспоминаниях К.К. Рокоссовский подробно описывает начало войны 22 июня и свои действия по руководству соединениями и частями корпуса: «21 июня я проводил разбор командно-штабного ночного корпусного учения. Закончив дела, пригласил командиров дивизий в выходной на рассвете отправиться на рыбалку. Но вечером кому-то из нашего штаба сообщили по линии погранвойск, что на заставу перебежал ефрейтор немецкой армии, по национальности поляк, из Познани, и утверждает: 22 июня немцы нападут на Советский Союз.

Выезд на рыбалку я решил отменить. Позвонил по телефону командирам дивизий, поделился с ними полученным с границы сообщением. Поговорили мы и у себя в штабе корпуса. Решили все держать наготове» [111] .

Война началась в воскресенье, 22 июня 1941 г. Около четырех часов утра дежурный по штабу корпуса принес К. К. Рокоссовскому телефонограмму, полученную из штаба 5-й армии, с приказанием вскрыть особый оперативный пакет. «Вскрывать его мы имели право только по распоряжению Председателя Совнаркома СССР или Народного комиссара обороны. А тут стояла подпись заместителя начальника оперативного отдела штарма (штаба армии. — Н.Ч.). Приказав дежурному уточнить достоверность депеши в округе, в армии, в наркомате, я вызвал начальника штаба, моего заместителя по политчасти (бригадного комиссара Д.Г. Каменева. — Н.Ч.) и начальника особого отдела:

— Ваше мнение, товарищи, как поступить в данном случае?

Все высказали сомнение, подозревая какую-то провокацию.

Дежурный доложил, что связь нарушена. Не отвечают ни Москва, ни Киев, ни Луцк.

Пришлось взять на себя ответственность и вскрыть пакет.

Директива указывала: немедленно привести корпус в боевую готовность и выступать в направлении Ровно, Луцк, Ковель. В четыре часа утра приказал объявить боевую тревогу командирам дивизий Новикову, Калинину и Черняеву прибыть на мой НП (наблюдательный пункт. — Н.Ч.).

Пока войска стягивались на исходное положение, комдивам были даны предварительные распоряжения о маршрутах и времени выступления. Штаб корпуса готовил общий приказ.

Вся подготовка шла в быстром темпе, но спокойно и планомерно. Каждый знал свое место и точно выполнял свое дело.

Затруднения были только с материальным обеспечением. Ничтожное число автомашин. Недостаток горючего. Ограниченное количество боеприпасов. Ждать, пока сверху укажут, что и где получить, было некогда. Неподалеку находились центральные склады с боеприпасами и гарнизонный парк автомобилей. Приказал склады вскрыть. Сопротивление интендантов пришлось преодолевать соответствующим внушением и расписками. Кажется, никогда я не писал столько расписок, как в этот день.

А. Г. Маслов с утра добивался связи наверх. Лишь к десяти часам каким-то путем он на несколько минут получил Луцк. Один из офицеров штаба армии торопливо сказал, что город вторично подвергается бомбежке, связь все время рвется, положение на фронте ему неизвестно.

Почти к этому же времени удалось получить сведения, что Киев бомбили немцы. И тут же связь опять нарушилась.

С командованием округа, которому мы непосредственно подчинялись, связаться никак не могли. От него за весь день 22 июня — никаких распоряжений.

Около одиннадцати часов над нами на большой высоте прошло до двадцати немецких бомбардировщиков. Зенитная артиллерия обстреляла их.

Все эти события убедили меня в том, что действую правильно. Это подбодрило, и я все внимание сосредоточил на подготовке войск» [112] .

Столь подробное рассмотрение порядка работы К.К. Рокоссовского в первый день войны необходимо для того, чтобы показать его высокие организаторские качества, умение в критические минуты сосредоточиться на главном, его решительность и волю при достижении поставленной цели, самообладание, мужество и разумную инициативу.

По свидетельству К.К. Рокоссовского, в два часа дня 22 июня корпус выступил по трем маршрутам в общем направлении на Ровно и Луцк. Необходимо отметить, что к началу войны 9-й мехкорпус личным составом был укомплектован почти полностью. Однако не хватало боевой техники, вооружения, да и обучение людей не было завершено.

Из воспоминаний К.К. Рокоссовского: «Несчастье заключалось в том, что корпус только назывался механизированным. С горечью смотрел я на походе на наши старенькие Т-26, БТ-5 и немногочисленные БТ-7, понимая, что длительных боевых действий они не выдержат. Не говорю уже о том, что и этих танков у нас было не более трети положенного по штату. А мотопехота обеих танковых дивизий! Положенных машин у нее не было, но поскольку значилась моторизованной, не имела ни повозки, ни коня» [113] .