В лазурной кафельной чаше, среди золотистых, пробегавших по дну солнечных отражений плавал англичанин Грей, розовощекий, молодой, с млечным упитанным телом, похожий на пухлого, сдобного ребенка. Помахал из воды Белосельцеву, радостно отфыркиваясь, топорща белесые усики, дружелюбно мигая синими глазками.

– Прекрасное утро, мистер Белосельцев! – жизнелюбиво приветствовал его англичанин. – Температура воды на пять градусов ниже, чем в океане. Акул нет! – Он шлепнул ладонью, выбивая из-под нее плоское стеклянное солнце.

– Акулы ожидают утреннюю чашечку кофе, мистер Грей. – Белосельцев кивнул на закрытые двери кафе. – Лишь после этого они рискнут составить нам с вами компанию.

Ухватившись за хромированные поручни, он приблизил голую стопу к лазурной шелковистой воде. Окунул ее, увидев, как преломились его пальцы, окруженные серебристыми пузырьками воздуха. Лег грудью на воду и поплыл, вонзая заостренные ладони, одеваясь шелестящими прозрачными оболочками, пробивая их, слушая звонкое, отраженное от кафеля эхо. Мимо, в разводах синевы и солнца, проплыло розовое тело англичанина, который что-то сквозь плески крикнул ему. Белосельцев, не останавливаясь, пересек несколько раз бассейн, отталкиваясь от кафельных стенок, возвращая мышцам упругость и гибкость, избавляясь от вялости и утомления среди лазурных переливов, шипучих брызг. Нырнул, гибко проплывая у фарфорового дна. Всплыл рядом с англичанином.

– Все прекрасно, мистер Белосельцев. – Англичанин мягко похлопывал по воде, радуясь своему здоровью, лазурной красоте бассейна. – Сегодня улетаю в Бейру. Буду вспоминать наши интересные беседы.

Англичанин работал по контракту на строительстве нефтепровода, ведущего из порта Бейры через всю территорию Мозамбика к границе Зимбабве. Еще недавно топливо для Зимбабве поступало из соседней Южно-Африканской Республики. Но с тех пор как в Зимбабве появилось черное, с социалистической окраской правительство, Претория прекратила поставки горючего. Нефтепровод из Бейры разрушал блокаду ЮАР. Танкеры подплывали к океанскому побережью Мозамбика, нефть по трубе текла из Бейры в Зимбабве, и черные социалисты в Хараре сохраняли свою независимость. Диверсанты ЮАР взрывали нефтепровод, прерывали поставки топлива.

– Вы так увлекательно рассказывали о ловле африканских бабочек, что, кажется, я тоже этим увлекся. В каждой стране есть своя неповторимость, маски, бабочки, камни. Мне хочется привезти домой какие-нибудь африканские сувениры. – Простодушное лицо Грея светилось довольством, наивным жизнелюбием и доверием, как у избалованного красивого ребенка, знающего, что он вызывает у окружающих только симпатию и умиление.

– Я вас понимаю, мистер Грей, – улыбнулся Белосельцев, испытав к англичанину именно эти чувства. – Какая-нибудь нимфалида гаусапе, если вам удастся ее поймать, напомнит вам о вашем путешествии не в меньшей степени, чем цветной слайд. Каждая пойманная бабочка – это крохотная цветная фотография пейзажа, где вы ее изловили. Коллекция бабочек – это альбом фотографий тех, кто вам повстречался в пути.

– Вы оригинальный мыслитель, мистер Белосельцев!

– Но, дорогой мистер Грей, когда вам захочется удалиться с сачком в лесные заросли подальше от нефтетрассы, не забывайте, что в провинции Софала стреляют. В районе нефтепровода идут боевые операции, действуют диверсанты. Я слышал, что политики ЮАР угрожают Мозамбику диверсиями по всей протяженности нефтепровода.

– Бог с ними! – легкомысленно отмахнулся Грей. – Меня не интересует политика. Мое дело – пустить новые насосные станции и увеличить подачу топлива. Если станции будут взорваны, я готов по новому контракту их восстанавливать. Меня не интересует политическая свистопляска, одинаковая в Азии, Африке или Латинской Америке.

От белого фасада «Поланы» по зеленому газону, огибая стулья и столики, мягко подходил служитель. В смугло-вишневой паре, глянцевито-лиловый, как баклажан, он держал у груди маленькую грифельную доску с начертанными мелом цифрами – приглашал абонента к телефону. Белосельцев узнал свой номер. Подплыл к кафельной стенке, где в маленькой нише стоял аппарат. Снял трубку, узнал голос офицера службы безопасности Соломао:

– Я здесь, у входа в отель… Если не возражаешь, Виктор, зайду к тебе, отниму несколько минут…

Соломао учился в Москве, в университете Лумумбы, а потом в разведшколе. Белосельцев принимал его в номере, усадив в глубокое кресло. Африканец был строен и худ, с коричнево-медным лбом, на котором лежало металлическое солнце. Широконосое лицо было молодым, без морщин, с внимательными фиолетовыми глазами. В маленькой темной бородке светлели редкие седые колечки.

– Я пришел сообщить: через пару часов еду в Ресано-Гарсиа. Туда приходит поезд из ЮАР, на котором возвращаются работавшие по найму шахтеры. Среди них находится несколько наших нелегальных агентов. С новой партией шахтеров мы забрасываем за границу очередную группу разведчиков. Ты хотел посмотреть ситуацию на границе. Я тебя приглашаю.

Каждый раз приезд в Мапуту Маквиллена сопровождается диверсиями в провинции Софала, – продолжал Соломао. – Там расположен замаскированный аэродром подскока, куда приземляются легкие самолеты из ЮАР с диверсантами и грузом взрывчатки. Сейчас, когда нефтепровод восстановлен и ожидается подача горючего, возможны новые взрывы. Мы отслеживаем связи Маквиллена, но лишь зафиксировали его косвенный интерес к резиденции Африканского национального конгресса. Товарищи из АНК опасаются ударов командос. Но мне кажется, им грозит предательство в их собственных рядах. Участились провалы операций, которые они планируют на территории ЮАР. Когда будешь беседовать с Маквилленом, узнай, не собирается ли он поехать в Бейру. Если да, то, быть может, это вызвано намерением активизировать его агентуру перед серией новых взрывов.