Гейденштейн описывает верность долгу русских пушкарей при осаде Вендена (1578). В этом сражении русские войска были разбиты и отступили, но пушкари не пожелали бросать пушки. Они сражались до конца. Расстреляв все заряды и не желая, сдаваться в плен, пушкари повесились на своих пушках. Он же рассказывает, что, когда король Баторий предложил русским воинам, взятым в плен при осаде Полоцка, выбор либо идти к нему на службу, либо возвращаться домой, большая часть избрала «возвращение в отечество и к своему Царю». Гейденштейн добавляет: «Замечательна их любовь и постоянство в отношении к тому и другому; ибо каждый из них мог думать, что идет на вернейшую смерть и страшные мучения. Московский Царь их, однако, пощадил».

Гейденштейн был не одинок, отмечая стойкость русских и их преданность царю. Те же качества видит в них и автор «Ливонской хроники» Балтазар Руссов, большой ненавистник московитов и сторонник их изгнания из Ливонии:

«Русские в крепостях являются сильными боевыми людьми. Происходит это от следующих причин. Во-первых, русские работящий народ: русский, в случае надобности, неутомим ни в какой опасной и тяжелой работе днем и ночью, и молится Богу о том, чтобы праведно умереть за своего государя. Во-вторых, русский с юности привык поститься и обходиться скудною пищею; если только у него есть вода, мука, соль и водка, то он долго может прожить ими, а немец не может. В-третьих, если русские добровольно сдадут крепость, как бы ничтожна она ни была, то не смеют показаться в своей земле, потому что их умерщвляют с позором; в чужих же землях они не могут, да и не хотят оставаться. Поэтому они держатся в крепости до последнего человека и скорее согласятся погибнуть до единого, чем идти под конвоем в чужую землю... В-четвертых, у русских считалось не только позором, но и смертным грехом сдать крепость».

Р.Ю. Виппер, приведший высказывание Руссова в своей книге «Иван Грозный» (1922), заключает, что Ивану IV досталось по наследству владеть кладом — русским народом. Вести за собой этот народ, применять его силы в строительстве великой державы. Его самого судьба наделила незаурядными данными правителя. Вина Ивана Васильевича или его несчастье состояло в том, что, поставив цель установления прямых сношений с Западом, он не смог вовремя остановиться перед возрастающей силой врагов и бросил в бездну истребления большую часть ценностей, накопленных предшественниками и приобретенных им самим, исчерпав средства созданной им державы.

Это заключение всё же неполно. Иван IV действительно был неоправданно жесток к своему народу. Особенно если понимать под народом все классы общества. Ведь бояре и дворяне были далеко не худшей частью народа. Дворяне сражались, а бояре вели в бой полки: под их руководством была взята Казань, пали замки в Ливонии, разгромлено войско Девлет-Гирея под Молодями и успешно выдержана осада Баторием Пскова. Не без содействия Ивана пресекся в конце XVI в. род московских Рюриковичей. Он казнил Андрея Старицкого с семьей, убил (или ускорил смерть) сына Ивана, избитая жена Ивана выкинула ребенка. Излишней жестокостью Иван Грозный не укреплял, а ослаблял Российское государство.

Обличение Грозного в ранней русской литературе. Русские и европейцы, современники Ивана IV, оставили описания его царствования. До XIX в. о Грозном в России знали только из русских источников, а в Европе — из европейских. Исключение составляли писания князя A.M. Курбского, перебежавшего в 1563 г. на сторону польского короля Сигизмунда Августа. Его «Историю о Великом князе Московском» читали в России и в Польше. «История» — произведение русского человека, но живущего вне России и открыто враждебного царю. Написанная в 1570-х гг. на церковнославянском языке в московской редакции, но с полонизмами, «История» известна более чем в 70 списках XVII в. Никто из современников Курбского не создал более полного обличительного трактата против Ивана Грозного.

«История» начинается с дурных дел князя Василия, зачавшего сына в незаконном браке, и убийств бояр юным Иоанном. Затем идет светлый период, когда царь находился под влиянием Избранной рады (термин Курбского). Подробно рассказано о взятии Казани, о подвиге самого Курбского и об ошибке царя, уведшего войска из незамирённого края. Ливонскую войну Курбский оправдывает, описывая, как ливонцы сорвали перемирие. Далее автор переходит к повороту царя ко злу, начавшемуся с удаления Адашева и Сильвестра из числа советников. Иоанн стал предаваться разгулу в окружении. Наступившее время Курбский, цитируя Иоанна Златоуста, называет «звериным веком». Он описывает казни бояр и дворян, кровавые дела «кромешного войска», губителей Святорусской земли. Отдельно выделены казни духовенства, страдания и убийство митрополита Филиппа. Последняя глава посвящена житию архимандрита Феодорита, духовника Курбского.

Образованные люди на Руси читали Курбского. Его «Историю» использовал государев дьяк Иван Тимофеев (Иван Тимофеевич Семёнов), создавший в первой трети XVII в. крупное исторически-философское произведение — «Временник по седмой тысящи от сотворения света во осмой в первые лета». Во «Временнике» Тимофеев исследует причины, породившие Смуту, и приходит к заключению, что началу наказаний и бед положил Иван Грозный и его опричнина. Тимофеев осуждает царя за кровавую игру с людьми — «тако Божиими людьми играя». Самого царя он называет «мирогубитель и рабоубитель», бывшего на деле лишь «лживым храбрецом». Если влияние сочинения Курбского на Тимофеева несомненно, то нет оснований усматривать его в другом критическом к Грозному произведении — «Житии святителя Филиппа, митрополита Московского».

Житие известно по спискам XVII в., но первый его вариант был составлен вскоре после перенесения мощей митрополита в Соловецкий монастырь (1591). В нем описываются жизнь и духовные подвиги святого Филиппа, которого царь упросил принять сан митрополита. Совесть не позволяла Филиппу спокойно наблюдать свирепство Иоанна, и, когда царь с опричниками, все в чёрных ризах, вошли в Соборную церковь Успения и царь стал ждать благословения, он его не получил. На требование благословления Филипп ответствовал, что в сем странном одеянии не узнает Царя Православного, не узнает его и в делах царства, когда в церкви возносятся молитвы, а за алтарем льется невинная кровь. Над царем есть Всевышний: «Как предстанешь на суд Его? обагренный кровию невинных, оглушаемый воплем их муки? — Иоанн ударил жезлом об пол и сказал голосом страшным: "Чернец! Доселе я излишно щадил вас, мятежников: отныне буду, каковым меня нарицаете!"» [129] .