— Ты, кажется, когда-то был астронавтом? — спросил пресвитер у Хромого.

— Да.

— Вон лежит кислородный баллон. Ты ведь не отрицаешь, что он твой?

— Нет, — поколебавшись с секунду, ответил Хромой.

— Хорошо. Ты уже начинаешь говорить правду. На каждом баллоне имеется маркировка. Два числа через тире. В нашем случае это 661 и 1203. Ты не знаешь, что они могут означать?

— Нет, — ответил Хромой, чувствуя себя как попавшая в сети рыба.

— А зря. Цифры эти не сулят тебе ничего хорошего. Первая из них — инвентарный номер баллона. На любом космическом корабле их сотни. Но вот вопрос — как узнать, какому космическому кораблю он принадлежал ранее? Ты не знаешь?.. Я беру четвертый том приложения к штурманскому справочнику и безо всякого труда выясняю, что бортовой номер 1203 имел транспортный корабль первого класса «Гамма-Эол». Что ты на это скажешь?

— Мне нечего сказать. Этот баллон я выменял на четыре пачки сигарет еще год тому назад.

— У кого именно, конечно, не помнишь?

— Нет.

— Ну, ладно. Времени и терпения у нас хватит. «Эол» слишком лакомый кусочек, чтобы выпустить его из рук.

В это время вернулся комендант и стал шептать что-то на ухо пресвитеру.

— Ничего странного в этом нет, — прервал его тот. — Наш астронавт не так, глуп и успел предпринять вчера кое-какие меры. Оператора под замок, с ним поговорим позже. Узнайте у специалистов, можно ли восстановить запись.

В коридоре раздались шум и проклятия. Двое охранников силой втолкнули в комнату бригадира, а третий, пройдя вперед, положил на стол еще один баллон.

— 703—1203, — прочитал на нем пресвитер. — Так-так…

— Я ничего не знаю, — прохрипел бригадир. — Что вы от меня хотите?

— Как попал к тебе этот баллон?

— Я его в первый раз вижу.

— А этого красавца? — Пресвитер кончиком сигары указал на Хромого.

— Тоже.

— Между прочим, он позавчера выходил с твоей бригадой на работу.

— У меня в бригаде двести человек. Одни приходят, другие уходят. Откуда я могу знать всех?

— Давно ты здесь?

— Давно. С самого первого дня.

— И с самого первого дня воруешь?

— Чужого я никогда не брал.

— Ты думаешь, что обманул меня? Ты сам себя обманул. За тобой и раньше грешки водились. Пора с этим кончать. Пойдешь в утилизатор.

Лицо бригадира побелело, все жилы на лбу напряглись, а в уголках рта показалась пена.

— В утилизатор? — закричал он, пытаясь приблизиться к столу. Уже четверо охранников висели на нем. — На котлеты меня пустите. Людоеды. Чтоб вы подавились моими костями.

— Не подавимся, — впервые усмехнулся пресвитер. — Утилизатор раздерет тебя на молекулы. Но не сразу. Часика два подергаешься.

— Не трогайте его, — не выдержал Хромой. — Я все расскажу. Баллоны я снял с раздавленного скафандра километрах в двадцати от Компаунда.

— Со скафандра? И больше там ничего не было?

— Нет.

— А дорогу туда найдешь?

— Найду. Только освободите его, — Хромой указал на бригадира. — И оператора поста внешнего контроля тоже.

— Хорошо, — вновь усмехнулся пресвитер. — Ты выйдешь наружу и покажешь дорогу нашим людям.

— Да.

— Предупреждаю заранее: ни сбежать, ни найти легкую смерть тебе не удастся. Если ты обманул нас, разговор продолжится в несколько других декорациях.

— Я сказал правду. Через несколько часов вы в этом убедитесь. Только не понимаю, для чего вам этот скафандр. От него осталась куча металлолома.

— В этой куче должен быть походный трассограф. Если он уцелел, мы легко узнаем путь, пройденный хозяином скафандра от «Эола» до места гибели. Это всем понятно? Старшим пойдешь ты, — кончик сигары указал на коменданта.

В сопровождении шести здоровяков, больше похожих на громил, чем на охранников, Хромой спустился на нулевую палубу. Комендант шел сзади и буквально дышал Хромому в затылок.

— Стоп, — сказал Хромой, увидев, что для него приготовлен тот самый скафандр, в котором он уже выходил наружу. — Этот я не хочу.