Винклер дал задание автоматам искать аналогичные листы, и через полчаса перед командиром выросла стопка серых квадратов, покрытых мелкими знаками. Их упаковали отдельно.

— Знаете что? — сказал Тронхэйм. — Мне кажется, они не нарочно намусорили. Они отсюда удирали в панике, вот что мне кажется.

— Почему? — удивился Скрибнер.

— Может быть, потому, что заболели? И, кстати, если они отказались воспользоваться услугами местных лекарей, — значит, все-таки разобрались в физиологии, биохимии и так далее, а, Скрибнер? Знали, что местные лекарства им не помогут?

— Может, так, а может, и не так, — пробурчал Скрибнер, — а если они удрали потому, что их собственное детище отказалось им повиноваться? Если тодит стали нападать на них? Тогда как?

— С чего бы?

— Ну, мало ли с чего. Например, здесь другой состав почв, или воды, или еще какие-то факторы вызвали одичание тодит… а миссионеры не сумели справиться с корешками, да и сбежали, а?

— Гадать можно до бесконечности, — сказал Тронхэйм, — но всегда мы останемся при своем ходе мысли, а что думали миссионеры, бросая весь этот хлам в придачу к тодит, все равно не узнаем.

— Есть шанс узнать, — вставил Винклер, — если запятые — это письмо, и если удастся его расшифровать.

— Ну, это не скоро. А сейчас…

— Нет, — категорически сказал Винклер. — Ловить тахи будет следующая экспедиция, для нее в Институте строят полевой стабилизатор времени, а нам запрещено и близко подходить к этим милым зверюшкам.

Скрибнер молча вышел. Ланской посмотрел ему вслед с сочувствием — врачу тоже очень хотелось поймать тахи, но… ничего не поделаешь.

День угасал мягко. Утром предстояло свернуть лагерь, и — домой. Час назад Винклер и Тронхэйм вернулись с острова вождя, так и не добившись прощальной аудиенции. Дек-Торила не желал говорить с чужаками. Из дополнительных сведений, собранных Тронхэймом, следовало, что вождь Дек-Торила правит островами сургоров уже четвертую сотню лет, — а значит, он прекрасно осведомлен о деятельности старого колдуна, и, разумеется, уже знает, что розовые уничтожили тодит… тем самым лишив его, Дек-Торилу, надежды на вечную жизнь. Естественно, вождь не имел ни малейшего желания видеть таких гостей. Тронхэйм размышлял о том, что появление на Талассе растения тодит повлияло на аборигенов, так сказать, не в лучшую сторону. Долгая, возможно, даже вечная жизнь — это неплохо, однако какова цена этой жизни… страшно подумать. Но если на Земле удастся усмирить тодит, то почему бы и не вернуть сургорам растение, несмотря на то, что оно — чужое… Думал Тронхэйм и о круглых тахи. Ничего подобного еще не встречалось во Вселенной, и следующая экспедиция попытается изучить зверьков — разумеется, бескровными методами, — и понять, как мог возникнуть столь необычный живой аппарат. Но главным в размышлениях социолога оставались миссионеры. Что за странная цивилизация, проводящая эксперименты на чужих планетах? Где они могут находится, эти похожие на землян люди, почему они пытаются в незнакомых мирах вводить свои порядки, зачем и как у них вообще могла возникнуть такая дикая идея?

Тронхэйм вышел на пляж. Вдали, над соседним атоллом, раздался низкий протяжный звук, — кто-то дул в большую морскую раковину. Тронхэйм прислушался. Гудение разносилось над океаном, к первой раковине присоединились еще несколько… Ипполит Германович пошел на «Эксор». Через несколько минут вся группа собралась в рубке, и на экранах возникли девять островов коралловой цепи. Сургоры вышли из домов на берег, и старейшины дули в раковины, и вечерний воздух наполнили голоса:

— Плачьте и смейтесь, о люди… Мудрый из мудрейших, колдун Карпацико-тин покинул нас… Самый знающий, самый старый — Карпацико-тин ушел на Острова Вечности, чтобы встретиться с великим предком Корилентио-леком… Смейтесь и плачьте, о люди…

Чабаны выпили по последней пиале зеленого чая и, распрощавшись, ушли к своим загонам.

— Ну, — сказал Виктор, шевеля веткой головни в угасающем костерке, — теперь, наконец, можем поговорить. Объяснишь ты, в конце концов, зачем меня сюда вызвал?

Зубов ответил вопросом на вопрос:

— А тебе что — здесь на нравится?

Виктор помолчал, огляделся вокруг. На небо уже выползла огромная Луна и освещала долину и горы. Метрах в двадцати, внизу, неутомимо журчал невидимый сейчас горный поток. Свежий воздух был напоен неповторимым ароматом арчи.

— Нравится. Но мне непонятно — зачем ты дал эту телеграмму? Я беру отпуск за свой счет, срываюсь с места, трачу деньги на билеты, добираюсь на перекладных до этой долины — и все ради того, чтобы полюбоваться видами окружающей натуры, покушать баранины, да еще осмотреть свалку, где покоятся кости и черепа несчастных овечек… В этом что — таится некий сокровенный смысл? Зачем ты меня водил на кладбище этих убиенных созданий? Отвечай!

Зубов не спеша извлек сигарету, медленно закурил.

— Я ожидаю неких событий, — сказал наконец он, — и подумал, что тебе, как журналисту, это тоже будет небезынтересно.

— Событий? — насторожился Виктор.

— Разумеется, это только гипотезы, предположения… Скажи, ты, когда сюда добирался, с местными беседовал? Ну там, слухи всякие… Тебе что-нибудь интересное рассказывали?

— Это ты насчет летающих тарелок? Да весь Мегабад об этом только и гудит, и в Юранг-Тубе тоже все на них помешались. Говорят, они тут чуть ли не каждый день шастают и чуть ли не строем летают. А ты что — тоже их видел?