— Наташенька, не замерзла? — Петр Иванович как бы невзначай обнял ее, согревая.

— Заря разгорается, Петруша… Как красиво! В городе таких красок не увидишь… Новое утро, новые надежды. Хоро-шо! А Ванюшка совсем вылетел у нас из головы. Забыл, дружочек, куда мы идем?

— Успеем. Пусть спит-сопит. Я и сам… словно сладкий сон вижу. Как можно дольше не буди меня…

«А что, если… спросить прямо, — разволновался Паксяськин, — не останется с нами жить? Ведь, как сама рассказывала, и сама, считай, одна».

— Мы с Ванюшкой хотели, чтобы ты была нам…

Наташа ладошкой прикрыла рот Петра Ивановича.

— Женой и матерью? — улыбается она в ответ. — Для меня эти ответственнейшие дела, думаешь, выполнимы?

— Хотел бы верить в это. Жизнь ведь без продолжения не бывает.

— Вот что сказала бы я тебе, Петруша, — Наташа долго молчала, все равно что взвешивала все «за» и «против», обдумывала свой завтрашний день. — Из жизненного родника достаточно одна пила воду — не утолила жажду… Поэтому… есть желание черпать воду из чистого родника жизни вместе с тобой… И с сыном. У каждой любви краски свои, видно, имеет свои цвета она и у нас, Петруша… И все равно, какой бы ни была, она — наша. Только наша, Петенька, на другие любовные романы не похожая.

Ни одного слова старается не пропустить Петр Иванович, слушая Наташу.

— Ничего не скажешь, не гладкий, наоборот, с ухабами, со снежными наносами путь любви у нас с тобой, Наташенька… Видно, судьбой уготована такая дорога. И все же верю: дальнейшая наша любовь будет светлой, теплой, чистой и огромной, как океан голубого неба, ничем не измеримый. Ведь именно к этому мы стремились, об этом мечтали.

— Признаюсь, Петруша: не уходил ты из сердца, только в сторонку становился… Вера в любовь между нами согревала меня, не давала полностью пропасть, потерять вкус к жизни…

Вдвоем глянули на небо, где уже заиграли первые лучи восходящего солнца.

Дневное светило рождает новый день. Где новые дни, там и новые пути-дороги. Так уж устроена жизнь…