Все эти предметы добывающей и обрабатывающей промышленности вывозились в Литовскую землю из различных районов Руси. Но через Литовское княжество производилась и транзитная торговля. Московские, тверские, новгородские и другие купцы торговали здесь товарами, привозившимися как с юга (из Крымской орды, из Кафы), так и из стран Западной Европы. Из Крыма купцы везли шелк и ткани (шелковые, шерстяные, бумажные), бакалейные и москательные товары (перец, ладан, краски, мыло, орех и пр.), жемчуг и драгоценные камни и т. д. Из стран Западной Европы поступало на русские и литовские рынки сукно. В 1489 г. на Днепровском перевозе в Литовской земле были ограблены московские, тверские и новгородские гости. В числе «пойманного» у них товара упомянуты ткани (изуфи, тафты, камки), шелк (цветной, черный) и т. д. У Ивана Агафонова тогда «взяли семьдесят брусов мыла халяпского» (т. е. привезенного из Алеппо); у Кузьмы Маремьянина — «три кальи краски» ценою в 90 рублей; у Семена Анфалова — «две кальи краски» и «два кантаря ладану» на 80 рублей и т. д. [1430]

Общая стоимость товаров, привозимых в Литву русскими купцами, была часто довольно значительной. Так, в 1490 г. восемь тверских купцов отправились торговать в Полоцк и Вильно, но в Вильно таможник отобрал у них половину товара на сумму около тысячи рублей [1431] .

Условия торговли для русского купечества в Литве были весьма тяжелыми. Документы русско-литовских дипломатических отношений конца 80-х — начала 90-х годов XV в. рисуют колоритную картину грабительских действий королевской администрации — «пошлинников», «мытников», «таможников», наместников, приставов, нападавших на русских купцов, задерживавших их, захватывавших их товары. В 1488 г. брянский наместник «силу учинил над великого князя [Ивана III] гостьми, держал в Добрянску пять недель, а к Москве не отпустил» [1432] . В 1489 г. толмачи отвели из Пропорска русских торговых людей в Вильно, «а товар у них побрали и кони их поимали…», «а держали их… скованых полтретья года…» [1433] В том же году на Днепровском перевозе у Тавани люди пана Юрия Пацевича русских «гостей перебили и переграбили, и товар у них весь поимали, многих людей до смерти побили и перетопили» [1434] . В 1490 г. пристав виленского наместника и другие приказные люди «пограбили» тверских «торговцев», «товар у них весь поимали, а их самих в колоды посажали…, да били и мучили…» [1435]

Количество аналогичных примеров можно было бы намного увеличить. Жалобами подобного рода на беззаконные действия литовской администрации в отношении русских людей, приезжающих с торговыми целями в украинские, белорусские, литовские города, буквально пестрят наказы русским послам, отправляемым Иваном III в Литву и инструктируемым по поводу того, как вести себя на аудиенции у короля. Я думаю, вполне правомерны и обоснованы два вывода. Во-первых, нападения литовских приказных людей на русских купцов были одним из проявлений тех пограничных враждебных столкновений между Русским государством и Литвой, которые происходили во второй половине XV в. и в начале XVI в. Во-вторых, одним из важных мотивов, диктовавших борьбу Русского государства за возвращение в свой состав земель, отторгнутых от Руси литовскими феодалами, являлись мотивы экономические (торговые связи между этими землями и основной территорией Русского государства были достаточно крепкими).

В договоре 1494 г. между Иваном III и великим князем литовским Александром Казимировичем, завершившем русско-литовскую войну, вопросам торговли между Русью и Литвой уделено достаточное место. В этом договоре обобщены условия более ранних русско-литовских торговых отношений. Особо говорится о торговле Литвы с Тверью, Новгородом, Псковом [1436] .

Дальнейшее развитие в XVI в. экономических связей между Русью и оторванными от нее и вошедшими в состав Литвы и Польши землями привело к подъему борьбы населения этих земель за их воссоединение в составе Русского государства.

Новгород вел торговлю с городами Прибалтики — Колыванью (Ревелем — Таллином), Ригой, Юрьевом (Дерптом — Тарту) и др., с рядом немецких городов (Любеком, Висби), входивших в состав Ганзейского союза. Эта торговля втягивала Новгородскую республику в политические взаимоотношения с Ганзой, Данией, Швецией, Норвегией, Ливонским орденом, юрьевским епископом. Здесь не место рассматривать во всех деталях историю новгородской (а также псковской) торговли с указанными европейскими странами и внешней политики новгородского правительства в отношении этих стран. Это — тема особого, специального исследования. Многое для изучения данной темы уже сделано, многое еще предстоит сделать. Перед нами же более общий вопрос — об экономических предпосылках образования Русского централизованного государства. Поэтому я и остановился лишь на некоторых моментах, имеющих непосредственное отношение к поставленной проблеме.

Рассматривая историю взаимоотношений Новгородской республики с Ганзой, Н. А. Казакова приходит к интересному выводу, что в первой половине XV в. со стороны Новгорода, так же как и со стороны других европейских государств, «начинается борьба против ганзейцев, обусловленная успехами экономического развития, ростом торговли и усилением национального купечества». Целью этой борьбы было обеспечение для новгородских купцов «чистого пути» к западным рынкам, установление «непосредственных сношений с Западной Европой» без тягостного посредничества ганзейцев. «Достигнуть же такую цель оказалось под силу лишь русскому народу, объединенному в рамках единого государства» [1437] .

Мне думается, что важное наблюдение о значении объективных потребностей дальнейшего развития торговли с Западом, как одной из экономических предпосылок образования Русского централизованного государства, можно углубить и расширить. Во многих договорах XIV–XV вв. Новгорода с государствами и политическими союзами Запада имеется статья о «чистом пути» для новгородских купцов в другие страны и для «немецкого» купечества других стран в Новгород независимо от общественной, политической ситуации, международных осложнений, войн и т. д.

Так, согласно новгородско-шведскому договору 1323 г., «гости» «из всей Немьцынои земле» (из Любека, Готского берега) могли «гостити бес пакости» (ездить для производства торговых операций) по Неве в Новгород, «горою» (через Ливонию) и «водою» (Ладожским озером и Волховом). Шведы не должны были «задерживать в Выборге немецких «гостей», отправляющихся в Новгород («а свеям всем из Выборга города гости не переимати»). Новгородские «гости» в свою очередь оговорили для себя право на «чист путь за море» [1438] . В договорной грамоте Новгородской республики и Норвегии 1326 г. читаем: «Также гости из Норвегии должны иметь проезд к Новгороду и Заволочью без всякого препятствия, и, наоборот, гости из Новгорода и Заволочья должны иметь проезд в Норвегию без всякого препятствия» [1439] . В проекте договора Новгорода с Любеком, Готским берегом и заморским купечеством 1371 г. за стандартной статьей об обеспечении «гостю», «как немцу, так и новгородцу», «чистого пути» следует указание, что эта статья сохраняет силу и в случае войны Новгородской республики «с королем шведским, или с Ругодивом (Нарвой), или с Юрьевом, или с Орденом, или с архиепископом рижским, или с епископом островским…» [1440] В договоре Новгорода с Ливонским орденом 1421 г. фигурирует условие о том, что как «новгородчкий гость» может рассчитывать на «путь чист», когда он начнет «гостити… по местереве земли и по местеровым городам» (т. е. торговать во владениях магистра), так и «немечкому гостю» гарантируется «путь чист» «по Новгородчкои отцыне» [1441] . И в других договорных международных актах, в которых одной из сторон выступает новгородское правительство, мы встречаем аналогичные пункты.