Шрифт:
Важной гранью в истории крепостнических отношений является середина XV в. Прежде всего с 60-х годов XV в. в актах появляется термин « люди письменные», которых князья запрещают землевладельцам призывать на свои земли. Сопоставление источников показывает, что этот термин обозначает ту же категорию населения, что и термин люди «данские тяглые» («А писменных им людей моих, великого князя, и неписменых к себе не приимати» [811] ; «А людей им моих данских тяглых к собе не приимати» [812] ; «А данных людей им писменых в те села и в деревни не приимати» [813] ). «Данские люди письменные» — это крестьяне, обложенные тяглом и записанные в «данские» книги; «люди неписьменные» — крестьяне, не занесенные в книги («И данщики мои дмитровьские тех монастырьских сел в данстие книги не пишют» [814] ). Появление термина «данские люди письменные» было связано с теми систематическими переписями населения, которые, по-видимому, стали производиться с 60-х годов XV в. и о которых впервые имеется упоминание в духовной грамоте Василия II 1461–1462 гг. («…и моя княгини… и мои дети пошлют писцев, да уделы свои писци их опишут по крестному целованью да по тому письму, и обложат по сохам и по людем…» [815] ). Если раньше критерием принадлежности к числу «тяглых данских людей» определенного княжества, не подлежащих выводу, служила «давность» зависимости, то теперь таким критерием являлась запись в данские книги.
811
АСЭИ, т. II, стр. 352, № 359.
812
Там же, стр. 354, № 360.
813
АСЭИ, т. I, стр. 249, № 341.
814
С. А. Шумаков, указ. соч., вып. 2, стр. 47.
815
ДДГ, стр. 197, № 61.
К середине XV в. относятся и первые известные грамоты, говорящие о крестьянских «отказах». Появление этих грамот нельзя понимать в том смысле, что лишь теперь было внесено ограничение в ранее господствовавшее право свободного крестьянского перехода. Установление правила крестьянских «отказов» представляло собой лишь новую форму ограничения крестьянского перехода (который не был свободным и раньше), в условиях ликвидации феодальной раздробленности и образования Русского централизованного государства. Когда стали исчезать отдельные самостоятельные княжества то, естественно, утратило реальный смысл стеснение права крестьянского перехода по линии разграничения «тутошних людей» (перезыв которых запрещался) и «инокняжцев», которые могли быть тоже с ограничениями перезваны. В условиях единого централизованного государства, внутри которого постепенно исчезали политические перегородки, утрачивало свой реальный смысл и представление о «старом месте» крестьянина-старожильца без твердой регистрации этого «места» не в отдельных княжеских грамотах, а в специальных книгах и без регистрации ухода крестьянина (с ликвидацией всех своих обязательств к землевладельцу).
Перед правительством централизованного государства развитие феодальных отношений выдвигало два возможных решения крестьянского вопроса: или вообще полный запрет крестьянских переходов, или ограничение их какими-то легализованными рамками. Оба эти направления великокняжеской политики нашли отражение в дошедших до нас актах.
К середине XV в. относятся отдельные княжеские грамоты, запрещавшие « отказы» крестьян. В 50–60-х годах XV в. были даны две грамоты Троице-Сергиеву монастырю великим князем Василием 11. В одной из них (на владения в Бежецком уезде) говорится, что если кто-либо «откажет» монастырских крестьян-старожильцев, то монастырские власти имеют право их «не… выпущати ни х кому» [816] . В другой грамоте (на села в Угличском уезде) имеются в виду монастырские крестьяне («люди»), которые «вышли» из монастырских сел в великокняжеские и боярские владения, «не хотя ехати на… службу великого князя к берегу» (т. е. исполнять повинности по обороне берегов рек, через которые совершали нападения татары и другие неприятели). Вышедших из-за монастыря крестьян было предписано «вывести опять назад». Тех же крестьян, «которые люди живут в их селех нынеча», великий князь «не велел пущати прочь». Для задержки и возвращения своих крестьян монастырские власти получили право прибегать к содействию угличского наместника, брать у него пристава [817] .
816
АСЭИ, т. I, стр. 192, № 264.
817
АСЭИ, т. I, стр. 192, № 265.
Однако полное запрещение «отказов» было невозможно в условиях, когда еще слишком сильны были следы феодальной раздробленности, когда возникали бесконечные земельные тяжбы и споры о крестьянах, когда шла борьба в лагере феодалов, когда-центральная власть еще не была достаточно сильна для осуществления политики полного юридического закрепощения крестьян, наталкивавшейся на активное сопротивление.
Второе направление княжеской политики нашло отражение в ряде грамот. К середине XV в. относятся грамоты князя Михаила Андреевича на Белоозеро с запретом «отказа» крестьян в иные сроки, кроме Юрьева дня осеннего (26 ноября). Известны и аналогичные грамоты на Белоозеро более позднего времени Василия II, вологодского князя Андрея Васильевича, Ивана III [818] .
818
АСЭИ, т. II, стр. 81–82, № 138; стр. 307, № 326; стр. 61–62, № 101; стр. 112, № 177; стр. 124–125, № 193; стр. 185, № 276.
В грамоте Ивана III 1463–1468 гг. в Ярославль, посланной по жалобе властей Троице-Сергиева монастыря, также были запрещены «отказы» монастырских крестьян в течение года, за исключением одного срока: «неделя до Юрьева, да неделя по Юрьеве дни, в две недели». Крестьян, «отказавшихся» не в этот срок, было велено «вывести… назад» [819] . В 1467–1474 гг. аналогичная грамота была направлена в Суздаль и Юрьев. Согласно этой грамоте, княжеский пристав должен был вернуть монастырских крестьян, вышедших в княжеские или боярские села не в срок, и «посадить их по старым местом, где кто жил, до Юрьева дни до осеннего» [820] .
819
АСЭИ, т. I, стр. 245, № 338.
820
Там же, стр. 263, № 359.
При источниковедческом анализе этих грамот необходимо прежде всего решить вопрос о том, какие категории крестьянства они имеют в виду. Б. Д. Греков высказал предположение, что запрещение «отказов» касалось не всех крестьян, а прежде всего «людей», «через серебро попавших на работу к хозяевам и теряющих право свободно их покидать» [821] . Думаю, что этот вывод не вытекает из наблюдений над источниками. Вот как документы определяют крестьян, об «отказах» которых идет речь: «половники в серебре», «половники серебреники», «люди серебреники», «люди и серебреники», «люди монастырские все и серебреники», «серебреники юрьевские», «серебреники и половники и рядовые люди юрьевские», «люди», «хрестьяне». Совершенно ясно, что речь идет вообще о крестьянстве. На это указывают такие термины, как «люди монастырские все», «люди», «хрестьяне». Остальные термины приводятся в грамотах потому, что при «отказе» крестьян, этими терминами обозначаемых, возникали особо сложные взаимоотношения между ними и феодалами. Это — задолжавшие монастырю крестьяне («серебреники», «половники», о которых речь шла выше); их «отказ» требовал расчета по «серебру» — сумме долга (происхождение которого было разнообразно и рассмотрено выше). Противопоставление «серебреников и половников юрьевских» «рядовым людям юрьевским» — это противопоставление крестьян-должников, «отказывающихся» в Юрьев день, «рядовым людям» — обычным крестьянам, «отказ» которых не был сопряжен с ликвидацией задолженности. Стало быть, с середины XV в. постепенно отдельными княжескими грамотами для отдельных феодальных вотчин вводится правило об «отказе» крестьян, причем грамоты не ограничивают это правило какой-либо отдельной категорией крестьянства. Поэтому мне кажется, что нет никаких оснований говорить о том, что белозерские грамоты не имеют в виду старожильцев [822] .
821
Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси, изд. 2, кн. II, стр. 112.
822
Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси, изд. 2, кн. II, стр. 112.
Указания на выходы крестьян имеются от конца XV в. («А отказался, господине, от нас с тою деревнею Васко в Мишутинской стан тому два году» [823] ; «а жил, господине, тот Савка в нашей деревне в Захарьинской, да ся, господине, отказал из нашее деревни за великого князя в волость») [824] .
Второй вопрос, который возникает при анализе рассматриваемых грамот, — это вопрос о значении термина «отказ». Этот термин употребляется или применительно к крестьянам, или применительно к феодалам и княжеской и боярской администрации. Феодалы и феодальная сельская администрация «отказывают» у других феодалов «людей», «отказывают» их «из деревень», «з дворца и деревень», «из села и из деревень». В свою очередь крестьяне «отказываются» от феодалов. Уход крестьян без «отказа» от феодалов обозначается термином « выход» («кто деи выйдет», «которой пойдет», «что деи из их сел вышли»). Таких «людей», «вышедших» без «отказа», предписывается «вывести опять назад», «посадить по старым местам».
823
АСЭИ, т. I, стр. 538, № 628.
824
АЮ, стр. 10–12, № 6.
Эти терминологические наблюдения указывают на эволюцию права выхода. Прежде всего бросается в глаза замена старого понятия (феодал «перезовет», «переймет», «осадит» крестьян) новым (феодал «откажет» крестьян). Эта эволюция понятий связана с переходом от феодальной раздробленности (когда можно было перезывать «инокняжцев») к централизованному государству (когда исчезли «инокняжцы», ибо не стало самостоятельных княжений). На территории единого государства уже нельзя было «перезывать» чужих крестьян, надо было оформить их переход в соответствии с установленными законом правилами.