Я все думал: заговорит он когда-нибудь? И что с ним? Мой профессиональный интерес к его состоянию уже фиксировал: как дышит, как сидит, как думает, как беззвучно шевелит губами, словно с кем-то спорит… То вдруг на его лице появляется гримаса, как от зубной боли, то ни с того ни с сего он кулаком со всей силы пнет подушку…

Ладно, подумал я, ему сейчас, как и мне, хочется побыть в одиночестве, и отвернулся лицом к стене с намерением уснуть.

— Пожалуйста, не спите! — послышался голос попутчика.

Я с готовностью встал, словно ожидал этой просьбы.

В глазах офицера увидел отчаяние и даже мольбу.

— Поговорите со мной, — по-детски добавил он.

— Сынок, тебе поспать надо…

— Не смогу я. — Он заскрежетал зубами и безвольно помотал головой.

Я почувствовал, что ему надо выговориться, и потому напрямик спросил:

— Что случилось?

— Я в длительной командировке был… Приезжаю домой… А соседка говорит: жена хахаля приводила!.. — С трудом выговорив последние слова, он потянулся к бутылке.

— Хватит! — повысил я голос.

— Так точно! — автоматически ответил офицер и выпучил на меня глаза, как на генералиссимуса, даже икнул от удивления.

— Сколько в командировке был?

Он молча показал два пальца.

— Ну, в свободное время, конечно, рёсторан… Танцы… Подружки, ага? — подмигнул я ему заговорщицки.

Он, как мне показалось, противно хихикнул, сказал:

— А то!..

— Вот видишь, какая ты сволочь! Сплетне поверил! Не разобрался… женщину обидел… Любовь растоптал… Да еще и ухмыляешься. Тоже мне гусар!

Офицер обалдело смотрел на меня. Я не давал ему опомниться.

— Сейчас будет Курск. Ты выйдешь и вернешься… Как жену зовут?

— Валя… — жалобно выдохнул он.

— Вернешься к Вале.

Я выключил у изголовья свет, накрылся одеялом. Закрыл глаза. Недолго я слушал его тягостное сопение и сдерживаемые вздохи — уснул.

Утром проводница сказала:

— Вышел офицерик ваш. Говорит, что-то забыл в Москве. Про вас спрашивал. Я ему про «Дом, в котором я живу», а он сразу за голову схватился: «Е-моё! Это же надо! Сам „Я, Шаповалов Т.П.“ выкинул меня из вагона!»

Вот, казалось бы, и весь рассказ. Но не весь…

Спустя лет двенадцать в окрестностях Потсдама, в Германии, снимали мы фильм «Победа». Участвовало человек 500 наших солдат, переодетых в форму вермахта. Шумно было на плацу: выкрикивались команды, грохотали сапогами по асфальту марширующие взводы, роты…

Подходит ко мне подполковник, браво козыряет.

— Разрешите обратиться? — и называет меня по имени и отчеству.

— Слушаю вас, — отвечаю ему, не отрываясь от репетиции.

— Не узнаёте? — волнуясь, спрашивает подполковник.

Вижу — передо мной ладный фигурой, с хорошим мужественным лицом улыбающийся мужчина. Но чтоб узнать — ни-ни…

— Помните, как вы меня с поезда высадили?

— Соколик ты мой!.. — вырвалось у меня и тут же «защелкнулось». Хотелось спросить: «И что потом?» Но не знал, в какие слова оформить вопрос. Замялся я… Слышу:

— И Валя здесь…

— Где?

— За оградой. Смотрит, как кино снимается.

— Пойдем к ней! — сказал я и рванул к ограде.

— Только вы уж, пожалуйста, не говорите Вале про поезд, — просил меня подполковник на ходу.

А мне не терпелось самому узнать ее в толпе зрителей.

Вот стоит женщина, перед собой держит за плечи мальчика лет десяти. Она, подумал я. Узнал ее не по счастливым глазам, как очень мне того хотелось, а по мальчику. Ну, вылитый батянька: рыжеватенький, сероглазенький… И не ошибся.

Валя смущалась, краснела, приглашала к себе в гости…

— Судя по «портрету лица», это ваш сын? — спросил я, обращаясь сразу к обоим родителям, и протянул руку отпрыску. — Как звать вас, молодой человек?

Мальчик смутился и улыбкой выдал схожесть с мамой.

— Ну, чего ты, скажи… — подталкивала сына Валя.

— Дома такой бойкий, а тут… — высказал обиду отец. Мальчик поднял голову и, как заученный урок, продекламировал:

— Меня зо-вут Же-ня!..

Родители переглянулись…

— Здравствуй, тезка, здравствуй!