Раньше думалось, что вождя, если он с годами терял силу и ловкость, питекантропы смещали в рядовые. А то и вообще, верховную власть захватывал тот, кто убивал предшественника. Оказывается нет. Хотя, это суждение основано всего на двух наблюдениях. Так вот — разделки одной туши хватило до вечера. И трудов и пищи. И новичкам, пришедшим из Далёкой Западной Пещеры, и воришкам, и Петиной старой гвардии, представленной в этой вылазке непременным Гыром, не пожелавшей отпускать своего мужчину одного, Граппой и Грогом, взятым с собой для руководства собачьей сворой. Питекантропов-гостей с Петей пришло восемь человек — самая многочисленная группа.

До наступления темноты полностью разделали убитую корову, сменили караул у бурёнок, захваченных в плен, да и ушли спать к водосборной пирамидке на походный бивак.

— Пэта! Из шести тележек, которые мы взяли с собой в этот поход, на трёх уже лежит по восемь и три пенала с солониной, — начал неторопливый разговор Грог, единственный, кроме вожака знаток счёта. — А на четвёртой тележке лежит ещё семь пеналов.

Пока окружающие благоговейно внимают сим глубокомысленным речам, шеф-багыр переводит полученные данные в привычную ему десятичную систему исчисления. Восемь и три — одиннадцать. Множим на три — тридцать три. Итого — с последними семью — сорок упаковок. Пятьокта, если считать восьмёрками. Но Грогу это число пока неподвластно — он способен досчитать только до пятнадцати. Вот не понимает мальчуган, как это может быть дваокта, то есть два раза по восемь, или шестнадцать. Правда, сказать: «восемь и восемь» — уже способен. В общем — разберётся потихоньку.

Итак. Сорок бамбуковых сосудов нужно погрузить на пять тележек по восемь штук — это килограммов по восемьдесят-сто и выйдет на каждую повозку. Если попытаться увезти больше — можно элементарно не доехать. Шестую тележку займёт шкура — тоже весьма ценное приобретение. Вот — весь транспорт и загружен. Выходит, пойманных коров придётся отпустить. Нет, ну не вести же их на верёвках, в конце-концов! Если в этой махине только мышц — чистого мяса — полтонны, то сама она тянет, наверно, на всю тысячу килограммов.

Привязать к задку тележки? Хе-хе! Мотнёт головой, опрокинет возок, а потом истопчет всех вокруг. Ну да ладно — утро вечера мудреней. Улеглись.

Утро оказалось очень сильно мудреней. От убежавшего стада вернулись две тёлочки и бычок. Похоже — совсем маленькие, ещё молочные. Вернулись они в поисках материнского вымени. К этому моменту охотники племени захватчиков хижины уже ушли, нагруженные мясом, и под ногами не путались. Телят легко поймали ловчей сетью — с каждым из них охотники без особого труда справлялись втроём, удерживая на растяжку, чтобы не дать дикой твари боднуть товарища. Заодно ноги им спутали, оставив возможность ходить коротким шагом.

Ревели сердешные голодным рёвом. Их матери тоже не молчали — и решил Петя попытать счастья с крупными животными. Одну тоже стреножили, распутали верёвки, мешающие встать, а сами попытались вести непокорную животину к биваку. Подёргалась, поупрямилась, но пошла. Здесь и напоили подсоленной водой из обмазанной глиной ямы, ну и телёнка к вымени подвели. Ничего так — все успокоились. Отведённая в сторонку парочка стала есть траву, кося на людей недоверчивым взором. Аналогично поступили и с остальными пленницами. Так весь день и потратили на основание скотоводства — питекантропы пока рассматривали животных исключительно в качестве живых консервов, а Петя не торопился расхваливать перспективы развития молочного направления.

Малыш Грог вместе с Граппой вязали из непрочных, прелых к этому моменту стеблей веничной травы сандалии-лодочки. Колючие камни под ногами днём ещё и нагревались до невозможности ступить, а обувь-то имелась только у старой гвардии. И ещё наскоро сооружались соломенные шапки и неказистые накидки на плечи. Всё это, сделанное из прошлогодней соломы вид имело лохматый, но кожу ос палящего солнца кое-как защищало.

Стреноженное стадо сильно замедляло темп движения. К тому же коровы часто проявляли большее желание пощипать травку, чем идти туда, куда их тянут — в общем возвращение с охоты затянулось на целую неделю. И всю дорогу Петя соображал — как устроить коров? В загоне, или на привязи? И вообще он из всего животноводства помнит только слово «пастух» — более ничего ему не ведомо.

Кратчайший путь лежал мимо хижины, стоящей на краю степи. Идти в обход с таким тормозом, как стреноженное стадо, пусть и совсем маленькое, никакого резона не было, а солидная толпа взрослых охотников, следующих в походном ордере, должна была отбить у ершистых соседей даже намёк на желание причинить каравану хоть какой-то вред.

Так и прошли мимо всего племени захватчиков, глазеющих на следующие мимо повозки с едой и смирную добычу, бредущую рядом. Мужчин-охотников Петя насчитал восемь. Одиннадцать женщин репродуктивного возраста, трёх подростков-юношей и двух девушек уже довольно рослых. Шестерых бегающих детишек и двух крохотуль на материнских руках. Ровным счётом тридцать душ. Довольно многочисленное племя, надо признаться.

Сейчас в начале благоприятного периода здесь на краю степи пищи маловато. Копытные в поисках пастбищ кочуют по просторам бугристых равнин, а мелкую дичь, ведущую более-менее оседлый образ жизни, наверняка выбили на полдня пути во все стороны. Плодовых растений тут негусто, а те, что есть, пока не созрели. Так что эти питекантропы должны быть голодными.

Внешний вид зрителей это блестяще подтверждал — заморённые они какие-то. Петя взял с повозки один из бамбуковых пеналов с солониной и подошёл к матери племени — почему-то он ни секунды не сомневался в том, что это старшая их женщин.