Скорый суд над боевиками состоялся во Львове в конце декабря. Данилишина и Бил аса приговорили к смертной казни. Такой же приговор был вынесен ещё одному уцелевшему участнику «экса» — Маркияну Жураковскому, но президент Польши великодушно заменил ему высшую меру пятнадцатилетним тюремным заключением. Судьба прочих участников группы осталась неизвестной.

На следующий день после вынесения приговора, в 6 часов 30 минут утра, Дмитро и Василь были повешены во дворе печально знаменитой львовской тюрьмы Бригидки. Присутствующие на казни адвокаты потом рассказывали, что последними словами Данилишина, всходившего на эшафот, были: «Мне очень жаль, что я не смогу ещё раз умереть за Украину!» Василь Билас успел лишь выкрикнуть: «Да здравствует Укр…»

В этот день во всех львовских церквях, во многих галичанских селах печально звенели церковные колокола, повсюду шли поминальные службы. Полиция не вмешивалась, опасаясь стихийных бунтов угрюмых мужиков и гнева совсем уж непредсказуемых баб. Ну их к бесу, это же «вуйки [2] клятые», от них всего можно ожидать.

Автором идеи превращения бездарно провалившейся акции в высокую общенациональную трагедию и канонизацию невинно убиенных был Степан Бандера. Именно по его инициативе имена казнённых стали упоминаться в молитве националиста «Украина, мать героев». Парня с мозгами приметил и взял себе на заметку недосягаемый оуновский лидер Коновалец.

Многие увидели, что с приближением Бандеры к руководству Провода публичные акции стали масштабнее, разнообразнее и привлекательнее. Он уже не ограничивал свою деятельность только контролем за распространением пропагандистской литературы. Степан увлечённо копался в архивах, изучал исторические документы, не давая покоя своим товарищам: «Нам нужно то, что может тронуть души. Чтобы колокольный звон по Дмитру и Биласу был услышан всеми, верно? Чем можно ещё увлечь народ? Думайте, хлопцы, думайте, думайте! Нельзя стоять на месте!»

Так фактически на пустом месте возникла идея создания культа могил сечевых стрельцов — бойцов подразделений армии Австро-Венгерской империи времён Первой мировой войны. Для галичан, требовал Бандера, павшие сечевые стрельцы (их ещё называли усусами — производное от аббревиатуры УСС) должны стать святыми, героями былин и легенд. То, что легион УСС сражался против солдат российских армий, рекрутированных из уроженцев восточных украинских земель, никто старался не вспоминать.

Что поделать, есть такая слабость у любого народа — слагать сказочные мифы и саги о павших героях. Со слезой в голосе о «тенях забытых предков» заводили свои песни кобзари. Один за другим объявлялись живые свидетели боевых походов и богатырских подвигов стрельцов. Могилы неведомых героев, борцов за волю Украины превращались в места поклонения и щедрых тризн.

За обнаруженными и прежде неведомыми погребениями принялись ухаживать, устанавливать на них памятные знаки и кресты. Ранее заброшенные могилки теперь покрывались венками и букетами карпатских цветов. Подле них отправлялись поминальные службы и собирались большие народные вече — коло, где боевики били себя в грудь и провозглашали: «Украине — слава! Вечная слава героям!»

На митинг-панихиду, посвященный перезахоронению праха стрельцов, погибших в 1915 году на горе Макивка, на Яновском кладбище во Львове собралось около 20 тысяч человек. Одновременно состоялся 10-тысячный траурный митинг на горе Лисоня под Бережанами.

Там, где не обнаруживались мощи павших, возводились насыпные символические могилы, увенчанные казацкими крестами. Слова «Слава Украине!» — «Героям слава!» звучали как своеобразный пароль-заклинание и отзыв для посвящённых.

Польские власти, как водится, не придумали ничего более умного, нежели приказать полицейским отрядам «навести порядок», а заодно направить наиболее ярых инквизиторов, непримиримую, шовинистически настроенную шляхетную молодёжь на уничтожение могил сечевиков. Захоронения сравнивали с землёй, выкорчёвывали и сжигали кресты.

Чего добились ясновельможные паны? Могильный холм нетрудно срыть, деревянный крест в щепы изрубить и бросить в огонь. Но после уничтоженные погребения «героев Украины» превращались в места тайного поклонения, а ненависть униженных западноукраинцев к шляхте, глумившейся над прахом предков, укрепляла их фанатичную веру в свою безусловную правоту [3] .

— Подсудимый, расскажите о себе, — предложил президент Уголовного сената доктор Ягуш.

Сташинский поднялся со скамьи и, заложив руки за спину, тихо, монтонно, как вызубренный урок, стал повторять (в который уже раз за месяцы следствия — десятый, пятидесятый, сотый?!) факты своей небогатой биографии:

— Я родился 4 ноября 1931 года в селе Борщовичи на Львовщине. В те годы Львов и данная территория подчинялись польским властям, соответственно я тогда являлся гражданином Польши.

— Громче, пожалуйста, — прервал его председательствующий.

— Гражданином Польши, — кашлянув, повторил Сташинский. — Отец мой был крестьянином. Наша усадьба величиной полтора морга [4] , приблизительно 3/4 гектара, была довольно малой, и мы относились к беднякам. Отец был столяром. До 1939 года он работал во Львове на стройке, а потом дома — по хозяйству, выполнял столярные работы в селе Борщовичи. В селе было приблизительно пятьсот домов, из них половина украинских, а вторая половина — польских. Всех жителей насчитывалось около тысячи душ… Школу я начал посещать в 1937 году. Полтора года я учился в польской школе с украинским языком обучения… Наше село находится на расстоянии семнадцать километров восточнее Львова. В 1939 году Западная Украина была освобождена и объединена с Россией. С 1939 года до самой войны она находилась под властью России. В школе были введены русские порядки, школа была перестроена по советскому образцу.