Сушко Юрий Михайлович
Шрифт:
Западный Берлин. 13 августа 1961
Американский полковник по-прежнему пристально смотрел на Сташинского.
— Говори, Богдан, — тихо-тихо, почти шёпотом, одними губами попросила Инге мужа, — всё подробно рассказывай герру полковнику. Ничего не таи, говори обо всём, что они с тобой вытворяли за эти годы. Смелей…
Она с надеждой смотрела на мужа, который сейчас производил впечатление человека, окончательно потерявшего почву под ногами, растерянного, неспособного вымолвить ни одного слова. Она ощущала себя сильнее его.
— Я родился 4 ноября 1931 года в бедной селянской семье под Львовом. Это на западе Украины, то есть в СССР, — начал частить Сташинский, словно стремясь поскорее выплеснуть из себя назубок заученную «исповедь». — Учился нормально, успевал… Но это, наверное, малоинтересно для вас…
— Ну почему же? — искренне возразил американец. — Мне интересно абсолютно всё, что вы рассказываете. Не стесняйтесь…
— …Однажды в выходной я решил съездить домой, проведать родных. Билет на электричку покупать не стал, откуда, скажите, у бедного студента лишние деньги? Думал, повезёт, зайцем прокачусь. До Борщовищей там езды всего минут двадцать, вот и надеялся, что проскочу. В общем, сэкономил на свою голову… Откуда ни возьмись — контролёры, патруль железнодорожной милиции [5] . В общем, попался, взяли меня за шкирку. Штраф, говорят, плати. Но какой может быть штраф? В кармане — ни копейки. Хотя контролёры, если честно, особо и не давили. Понимали: что с голытьбы взять?.. Потом посовещались между собой о чём-то, вывели меня в тамбур, а на ближайшей станции высадили и отвели в каталажку. Там меня держали часа три — не меньше, всё воспитывали… Но не били. Сооставили протокол и отпустили. Сказали, что подумают, сообщать ли о моём проступке в университет или нет. Короче, на крючок подвесили…
5
В послевоенные годы железнодорожная милиция входила в состав войск МГБ СССР.
Полковник внимательно слушал рассказ парня, представлявшегося агентом КГБ и убийцей. На киллера он, конечно, совершенно не тянул. Скорее на героя-любовника. Эдакий Грегори Пек из «Римских каникул»… Только уж нервный очень, явно трусоват, лоб весь в бисеринках пота. Чего он дёргается? Может, перепил вчера?.. Или маньяк? Да нет, не похоже. Провокатор? Тоже нет, чересчур уж неловок.
— Продолжайте, пожалуйства. Только step by step, шаг за шагом, будьте добры, не спешите и поподробнее, — мягко предложил он перебежчику. — Что было дальше?
А что было дальше? Всё очень просто. Железнодорожный милицейский дознаватель был, по всей вероятности, человеком опытным, жизнью битым, с природным чутьём. Он быстро почувствовал, что мальчик «поплыл». Но не стал торопить события, заставил задержанного подписать протокол, по-отечески похлопал его по плечу:
— Ладно, хлопец, гуляй пока. Буду думать, что делать с этими бумаженциями. — Он помахал перед лицом Богдана парой серых листочков. Потом неожиданно широко улыбнулся: — Только больше не попадайся.
Обрадованный Богдан тоже улыбнулся в ответ и мгновенно испарился.
Хотя «думать» дознавателю было, в сущности, не о чем. Паренёк замарался, перепуган до смерти. Протокол уже в столе. Стало быть?.. Стало быть, пацана — «на карандаш». Его хоть сейчас можно брать голыми руками. Ведь как говорили умные люди? Человеком правит страх и желание жить.
Он поднял телефонную трубку, назвал дежурившей на коммутаторе толстенькой, тёплой и ласковой (знал достоверно) Катрусе известный им обоим номер местного управления МГБ.
— Щиро витаю (искренне приветствую) вас, Василю Петровичу, — бодро сказал дознаватель, едва абонент откликнулся. — Докладаю…
Мало-помалу, поскольку спешка в этом деле только вредна, стал раскручиваться маховик отлаженного механизма по вербовке потенциального стукача гражданина Сташинского.
Подняли установочные данные. Так-так, очень хорошо, просто чудненько. Родная сестрица Богдана, оказывается, уже была замечена в контактах с подпольем У ПА, крутит шашни с одним подозрительным пареньком. Прищучим. Что имеем ещё? Дядьку Сташинского, жаль, уже шлёпнули. Тоже был с гнильцой. Немножко поторопились ребята, можно было бы пошантажировать племяша. Хотя ладно, в «крутёжке» и одной сестры будет достаточно.
Парень забитый, всего на свете боится. Но в будущем может пригодиться. Как раз из таких вот злые волки и вырастают. А на первых порах его можно хотя бы как информатора использовать. А вообще-то чего тянуть? Пока этот — как там его?.. — Сташинский ещё под наркозом «родителевой субботы» в нашем отделении, нужно брать его за жабры…
Буквально через день-другой в дом, в котором Богдан снимал угол, пожаловал незваный гость «в штатском». Хозяевам объяснил, мол, однокурсник Богданов. Пригласил «приятеля» прогуляться. Попетляв старыми Львовскими улочками, они неспешно добрались до какого-то старого, неприметного двухэтажного дома. В квартирке наверху Сташинского уже ждали.
— Здорово, студент. Как дела в университете?
— Спасибо, всё хорошо, — заторопился с ответом Богдан.
— Хорошо, говоришь? Ладно. Молодец, так держать. А вот семинарские занятия вчера пропустил. Почему?
— Горло болело, к фельдшерице ходил. Полоскание прописала. Соду с тёплой водой…
— Хорошо, поверим. И проверим. Не возражаешь?
Взрослые «дяди» с лёгкостью разыгрывали давно отработанную схему, традиционно распределив между собой роли «злого» и «хорошего». Первый представился: «Капитан Ситниковский». Второй назвал себя Иваном Семёновичем.