— Ты прав, — соглашается Норм. Он в нерешительности стоит возле кровати, нервно приглаживая жидкие пряди волос. — Это не пустяки. Я не хотел задеть твои чувства. Прошу прощения.

— Забудь, — бросаю я, раздраженный собственной реакцией и его примирительным тоном.

— Зак, — продолжает Норм. — Я всегда гордился своим умением читать людей и хочу поделиться с тобой тем, что увидел в тебе.

— Не стоит.

— Ясно как день, что ты на меня злишься.

— Да ты экстрасенс!

— Я же сказал: ясно как день, — не сдается он. — Но это еще не все. Разумеется, я не всем нравлюсь…

— Еще бы.

— … так что я знаю, о чем говорю. Ты сердишься на меня, но как-то рассеянно и вяло. Тебя как будто что-то слишком сильно тревожит, и ты не можешь как следует на меня разозлиться. Посмотри на Мэтта, — с восхищением произносит Норм. — Вот уж кто умеет злиться!

— Тебе не нравится, что я недостаточно зол на тебя?

— Нет, я лишь пытаюсь разобраться, в чем дело. И вот что я понял: да, ты, разумеется, сердишься на меня, но сейчас это для тебя не главное. Вчера на концерте ты напился, причем явно не с радости, а с горя. Мне показалось, ты чем-то сильно обеспокоен. — Он улыбается мне. — Ты постоянно из-за чего-то волновался, даже в детстве. В грозу всегда спрашивал меня, есть ли у нас фонарик. Тебе было всего пять лет, а ты уже переживал, что мы останемся без света. Помнишь?

— Нет, — вру я.

— Ну и ладно. Мне лишь показалось, что я не вхожу даже в первую десятку проблем, которые тебя сейчас волнуют. Я не знаю, что у тебя стряслось: может, неприятности на работе, или с невестой поссорился, или еще что-то. Но я уверен: дело не во мне.

— Ты себя недооцениваешь, — отвечаю я. — Все-таки ты есть в списке.

Норм устало вздыхает, берет со стола записную книжку и аккуратно поправляет торчащие в разные стороны потрепанные страницы.

— Что это у тебя? — спрашиваю я.

— Я пишу мемуары, — не смущаясь, признается он с таким уморительным видом, что я хохочу в голос.

— Чего смеешься? — обижается Норм.

— Мемуары! — повторяю я, не в силах остановиться.

— Именно, — запальчиво подтверждает он. — Если хочешь знать, я уже показывал их кое-кому из друзей в издательствах, и они очень заинтересовались.

— Кто бы сомневался, — улыбаюсь я и вижу, что его это раздражает.

— Ну так что, мы пойдем в кафе или как? — с досадой спрашивает он.

То ли виноваты последние двенадцать сумасшедших часов, то ли мысли о смерти, или я просто напуган и мне нужен отец, причем любой, а может, дело в том, что я впервые за последнее время рассмеялся, но я вдруг отвечаю, неожиданно для самого себя:

— Ладно, пошли.

— Слава тебе господи, — говорит Норм.

Мы ужинаем в «Гастрономии Арни», стилизованном под кофейню ресторанчике на Бродвее.

— Привет, парни, как дела? — интересуется официантка, протягивая нам меню.

Она высокая и стройная; длинные светлые волосы неестественного платинового оттенка собраны в хвост, просунутый в застежку бейсболки. Норм с ухмылкой знатока оглядывает девушку с головы до ног.

— Замечательно, Пенни, — отвечает он, прочитав ее имя на табличке. — Спасибо. А у тебя как?

— Все хорошо, — без особого восторга произносит официантка.

— Ты сегодня отлично выглядишь, — не унимается Норм.

— Спасибо. Что вам принести?

— А что у вас самое вкусное?

— Не знаю. Чего бы вам хотелось?

— Вообще-то я привык познакомиться с женщиной поближе, прежде чем отвечать на такие вопросы, но раз уж ты спросила… — Норм громко смеется своей шуточке, заговорщицки подталкивая меня локтем и улыбаясь окружающим — невольным свидетелям его остроумия.

— Норм, — цежу я сквозь зубы.

— Прошу прощения, — продолжает он, не сводя глаз с официантки, — моему сыну не нравится, когда его старик заигрывает с девушками.

— У вас неплохо получается, — комментирует Пенни.

Норм хохочет, не замечая сарказма, как будто она кокетничает с ним.

— Если я сделаю красивой девушке комплимент, никто ведь не упадет в обморок, верно?

— Я сейчас упаду в обморок, — перебиваю я, и Норм опять разражается смехом.

Я ловлю взгляд Пенни и хочу ей объяснить, что мы с ним много лет не виделись и он уломал меня прийти сюда, а потом извиниться за беспокойство.

— Нам надо подумать, — уныло сообщаю я.

— Тогда я к вам попозже подойду.

Пенни с улыбкой возвращается к стойке, и я понимаю, что переоценил ее реакцию на Норма.