Я лежу в темноте, мысли о Хоуп, Тамаре и отце лихорадочно крутятся в голове, то и дело возвращаясь к темному пятнышку на моем мочевом пузыре. Стоит мне закрыть глаза, как я вижу его. Интересно, растет ли оно на самом деле так же, как мне это кажется. Я обращаюсь к Богу с краткой и робкой молитвой, обещая, что, если выздоровею, обязательно исправлюсь. Засыпаю я только через несколько часов, и мне снится Камилла, темноволосая медсестра-латиноамериканка, которая держит в руках мой член, только на этот раз в куда более приятной обстановке.

— Даже не спрашивай, — с истерической дрожью в голосе произносит мать. Вообще-то я ее ни о чем и не спрашивал, но Лилу это не смущает. — Питер купил машину.

На дворе четверг, восемь часов утра, и ее звонок разбудил меня посреди одного из тех кошмаров, от которых просыпаешься весь в поту, — когда снится, что ты где-то на вечеринке, вокруг все, с кем ты когда-либо был знаком, а ты лихорадочно ищешь, где бы спрятаться, пока не заметили, что ты без штанов.

С минуту до меня доходит, что мама только что сказала.

— Что?

— Что слышал.

— Кто продал Питу машину? — цежу я.

В детстве я постоянно приглядывал за Питом, и по сей день меня охватывает ярость, когда его кто-то обижает.

— Этот прохвост Боуэн, — устало поясняет мать. — Сатч. Что за дурацкое имя!

— А он знает, что у Пита нет прав?

— Конечно, знает. Машину днем пригнали к нашему дому.

— Я сегодня заеду, — обещаю я.

— Прости, что я тебя беспокою.

В голосе матери сквозит застарелая боль. Ее сына обманули, а она не смогла его защитить. Пятилетних детей не пускают гулять одних, а взрослый умственно отсталый сын беззащитен, как ребенок, и тревожишься за него, как за маленького.

— Как он за нее заплатил? — допытываюсь я.

— Выписал чек.

— У Пита есть счет в банке?

— Он же зарабатывает деньги, — оправдывается мать. — Почему бы ему не иметь собственного счета?

— Да-да, конечно, — соглашаюсь я. — Ты права.

— Ладно, — отрезает мать, — не хочу больше об этом говорить, а то совсем расстроюсь. Как у тебя дела?

— Все хорошо, — отвечаю я, размышляя, рассказать ли ей о возвращении Норма.

— Мне показалось, ты не очень хорошо выглядишь, — продолжает мать.

— Вот спасибо!

— Я просто так, к слову.

— Что, мам? — раздражаюсь я. — Что просто так?

— Ничего, — устало вздыхает мать, — прости. Я не хотела тебя обидеть.

— Нет, это ты меня прости, — говорю я, — я не должен был на тебя срываться.

— Питер хочет поговорить с тобой.

В трубке раздается потрескивание, и к телефону подходит Пит.

— Привет, Зак, — произносит он.

У Питера повышенное слюноотделение, и, разговаривая по телефону, он сглатывает излишек слюны. Я давно к этому привык, но по телефону слышно громче.

— Привет, Пит, как дела?

— Я купил машину.

— Я уже слышал, — улыбаюсь я. — Какую?

— «Форд мустанг» 1995 года. Красный. Стоил он всего ничего — тысячу баксов. Пробег сто шестьдесят тысяч миль. Но мама говорит, что я должен его вернуть.

— У тебя есть права?

— Не-а.

— Так зачем тебе машина без прав?

— Чтобы подкатывать к девчонкам, — отвечает Пит и разражается хриплым хохотом.

Я смеюсь вместе с ним.

— Пит, — говорю я, — чтобы подкатывать к девчонкам, машина не нужна.

— Так проще, — настаивает он.

— Посмотри на меня, — отвечаю я. — У меня же нет машины.

— Во-первых, — произносит Пит, — тебе не нужно ни к кому подкатывать, потому что ты помолвлен с Хоуп. — Питер всегда возражает по пунктам, и я представляю, как он стоит у телефона, прижимая трубку плечом к уху, и загибает пальцы. — А во-вторых… — продолжает он и замолкает.

— Что?

— Ты не слабоумный.

Когда я спускаюсь на кухню, Норм в трусах и майке-алкоголичке жарит омлет.

— Доброе утро, — радостно произносит он. — Я приготовил тебе завтрак.

— Ты что, ночевал здесь? — недоверчиво спрашиваю я.

— С помидорами и луком, как ты любил в детстве, — с гордостью произносит он, сноровисто перекладывая омлет со сковородки на тарелку. — Ты до сих пор его любишь?

— Ты можешь ответить на мой вопрос?

Норм смотрит на меня.

— Я прикорнул на диване. Джед разрешил. Я хотел спросить у тебя, но ты уже спал.