Шевердин Михаил Иванович
Шрифт:
Неистовый Файзи думал иначе. Он имел точное задание командования. Ненависть переполняла его. Возникли пререкания. Огонь открыли с опозданием. Басмачи понесли сравнительно небольшие потери.
Снова возник спор, что делать дальше.
— Отрезать им головы, — предложил Амирджанов с живостью.
На солнышке, в тепле он вышел из состояния отупения и беспомощности. Носком сапога он перевернул ближайшего к нему раненого и воскликнул:
— Воевать, так по-настоящему!
— Да, да, правильно, из-за них столько страданий, — выступил вперёд здоровый детина. Он вытащил мясницкий нож и поиграл им.
Лежавший в пыли басмач поднял с трудом голову, серую от пыли, и, с ужасом уставившись на нож, пробормотал:
— Не надо!
Голова его упала в пыль. Доктор наклонился над басмачом и начал осматривать его рану. Амирджанов снова повысил голос:
— Проклятых врагов убивать, как собак! Головы отрезать и воткнуть на колья. Я бы им еще глаза повыколол.
Раненый застонал.
Заложив большие пальцы за бельбаг, Алаярбек Даниарбек прошелся по дороге.
— М-да, — сказал он многозначительно, — вот они, злодеи. Если будет разрешено мне дать совет, я не думаю, что надо так делать, как говорит Амирджанов. В его словах нет и макового зерна мудрости. Если мы так сделаем, басмачи загорятся огнем мести. Зачем нам их месть.
— Благодарение аллаха с тобой, — простонал раненый, — не убивайте нас...
Файзи устало поднял голову:
— Мы коммунисты, — заговорил он, — мы бойцы коммунистического отряда, мы сыновья великого Ленина. Мы воины, а не бандиты и палачи. Приказываю собрать оружие, изловить коней. Мы отправляемся дальше.
— А раненые? — проговорил доктор. — Мы не можем бросить их здесь.
— Мы воины, мы отряд. У нас задание. Мы не можем задерживаться. Мы скажем в ближайшем кишлаке. Пусть похоронят убитых. Пусть лечат раненых.
— И всё же я их перевяжу, — сказал доктор.
— Не понимаю, — громко ворчал Амирджанов, когда они уже ехали по дороге, — они басмачи, их надо расстреливать. Нам не поздоровится. На нас обрушатся тысячи пуль.
— Они басмачи, — значительно и громко говорил Файзи, — но кто они? Они дехкане и пастухи. Обманутые. Зачарованные речами Энвера. Мы пришли сюда не только сражаться, убивать. Мы пришли искать пути советской власти к сердцам людей. А когда мы найдем здесь друзей, нам не страшны пули.
Говорил он тихо, речь его прерывалась приступами кашля. Но все слышали слова своего командира.
Стреляли бойцы коммунистического отряда мало. Но выстрелы далеко разнеслись кругом.
— Красные в долине!
Его светлость, господин бек гиссарский, возвращённый Энвером в свой город, не медля ни минуты покинул свой дворец и выехал в неизвестном направлении. Около тысячи басмачей сели на коней и бежали из Дюшамбе в сторону Янги-Базара. Хаким каратагский приказал сочинить письмо командующему Красной Армии с предложением мира и отказом от сопротивления. Он не знал, кому адресовать письмо, и потому только оно осталось неотправленным. На всякий случай бек бросил в зиндан энверовского эмиссара, турецкого офицера, и приказал завалить на подступах к городу все дороги камнями и брёвнами, дабы закрыть в случае отступления армии ислама дорогу в город. Снопы колючки и хвороста подложили под единственным мостом через Каратаг-Дарью и развели рядом костёр, чтобы огонь иметь под рукой.
Весть о появлении в тылу отряда Файзи, как не скрывал её Энвербей, настигла войско ислама уже на другой стороне Тупалант-Дарьи и, точно громом, поразила басмачей. Они ещё скакали на запад, окрылённые легкостью переправы и отсутствием отпора со сторны Красной Армии. Они даже верили или хотели верить в торжественные заявления Энвербея, что большевики бегут без оглядки. Но слухи один невероятнее другого передавались от одного на всем скаку другому. Всё чаще оглядывались воины ислама назад, и в мареве пыли, в тучах застлавших вершины Гиссарских гор им мерещились крылатые кони с остроголовыми всадниками; трескотня пулеметов, возгласы «Ура!». Всё медленнее становилось движение конных масс, всё чаще воины ислама останавливались, чтобы подтянуть подпругу, попоить коней. Хотелось Энвербею думать, что кони пристали, что они нуждаются в передышке, но и он уже чувствовал всё растущее беспокойство и тем не менее не давал никому опомниться, задумываться и гнал, гнал вперёд...
А виновники слухов спали под чинарами садов маленького селения, что прилепилось к крутому склону Чёрной горы, у подножья которой раскинулся древний город Каратаг. Отдых, отдых, — решил Файзи. Он и понятия не имел о панике, которая поднялась среди энверских орд. Знай он об этом, несомненно, отряд бросился бы в самую гущу сражения.
Только Юнус с несколькими более крепкими бойцами отправился на разведку.
Отдых требовался прежде всего самому начальнику отряда Файзи. Переход через горы трудно было выдержать даже очень здоровому человеку.
От Файзн осталась тень. Он согнулся, кашель сотрясал его запавшую грудь. На перевале несколько раз он почти терял сознание. Из ушей и горла у него шла кровь. Налицо были все признаки тутека — горной болезни.
Доктор сделал всё, чтобы помочь Файзи в горах, а сейчас заставил его лежать. «Неистощима жизненная энергия его, — думал Пётр Иванович, — на нервах держится, на ненависти! Надолго ли его хватит?»
Он встал и подсел к Файзи послушать, о чём он говорит с кучкой горцев. Выслушав небольшую речь Файзи, они встали, почтительно откланялись. Один из них — лет сорока с чёрной круглой бородой без единого седого волоска, — прощаясь, сказал: