Я медленно встал, подошел к костру и осторожно вытащил оторванное кроличье ухо. В угли оно попало само, голову ребята отделяли от туши в первую очередь. Но мясо крепко прожарилось, точнее — испеклось. Я попробовал пожевать его — получилось неплохо. Отлично. Второе ухо тоже было рядом, пропеченное хуже, ну да ладно. Я смаковал мясо, долго пережевывая его. Не едите такое? Ну и сами виноваты, мне очень даже нравится. Не все же сырое глодать. Так совсем одичаю.

На берегу окончательно воцарилась ночь, но спать никто не ложился: и так вторые сутки, считай, с места не сходим. Ребята уже закончили ужинать и теперь просто сидели рядом с костром, о чем-то тихо говоря. Я тоже подошел к ним поближе, но, не вслушиваясь в их разговор, снова задумался о своем.

Нам очень повезло, что более-менее тяжелые травмы получил только я. На мне все зарастает, прошу прощения за каламбур, как на собаке. Кто-нибудь из ребят же провалялся бы намного дольше. Даже странно, кстати, что демон (или кто это там был) оказался таким слабым, и мы одолели его так легко. Но это, в общем-то, не радовало, а только наталкивало на мысль, что главные опасности еще впереди. Я ни за что не поверю, что мы просто так натолкнулись на заколдованную хижину просто так. Это Игрок, поставивший на проигрыш «детишек», двинул фигуру на шахматной доске. Пешку, для начала. Тогда становится понятно и то, почему хижину первым заметил не я — или меня нет в его планах, или он не может воздействовать на меня — целями-то все-таки являются остальные. А может быть, комбинатор просто боялся, что я слишком рано раскушу его замысел, почуяв запах зла, и отведу ребят в сторону.

Наконец, когда было уже два-три часа ночи (зря все-таки не легли вовремя, завтра же выходить, запоздало подумал я), ребята начали потихоньку клевать носом. Вытянул лапы и я, засыпая.

Ночью мне снилось что-то суматошное. Какие-то погони, какие-то драки. Джунгли, австралийский городок и то капище. Странно, но Англии в том сне не было, как не было и ничего другого из моей прошлой жизни. Но это был именно сон, ничуть не похожий на то чувство, когда я оказался там, на поляне. Мне даже подумалось под утро, что, возможно, это был вовсе и не сон, и я на самом деле был на той поляне… И в своем старом теле. Кто его знает? И кто знает, что это все-таки был за голос и за кого он? Ясно было одно: ответы на эти вопросы я узнаю только в том случае, если он (она, оно) этого захочет.

Разумеется, после вчерашних посиделок у костра мы все проспали достаточно долго. Я встал раньше остальных и, подойдя к тихо-мирно сопящему Рику, посмотрел на его наручные часы — благо, правую руку он высунул из-под одеяла и стрелки были видны хорошо. Полдень. Ну отлично, что же. Попробуем выйти, как все встанут…

Просыпаться ребята начали друг за дружкой где-то через полчаса. Я к этому времени уже позавтракал, размялся и, несмотря на все еще зудящие ожоги, был полностью готов к дороге. Весело бегая вокруг просыпающихся друзей и помахивая хвостом, я как мог намекал им, что пора бы уже и выходить. Сначала никто не мог сообразить, чего же я хочу. Потом Рик начал перебирать варианты:

— На охоту? Нет? Купаться зовешь? Тоже нет? Так, что еще… Идти дальше?

Я быстро-быстро закивал ему. Да! Выходим уже!

— Думаешь, сейчас? — Рик задумался. — Я хотел вообще-то завтра идти… Ты уверен, что сможешь идти? Раны-то еще…

— Ой, давайте лучше завтра, — жалобно подала голос Айлин. — Как подумаю, что снова идти… Аж страшно становится.

— Но здесь-то вечно тоже сидеть не получится, — попробовал возразить Падди.

— А куда торопиться? — Рик размял шею. — Сказано же было: нас никто не ждет и даже никто не помнит. Выйдем еще на день позже, что изменится? Зато лучше отдохнем.

Неужели мы сейчас еще недостаточно отдохнули? Я хмыкнул и отошел. Зря они это, зря. Ведь откуда-то мне пришла эта мысль, что выходить нужно именно сегодня. Неприятно все-таки все время молчать. Аукнется нам, чую, эта задержка…

Ну да ладно. Если они все уже решили за меня, нужно сходить хотя бы на охоту, наловить сразу на весь оставшийся день, чтобы потом ночью не лазить, как вчера.

— Я на охоту. Пойдешь со мной? — спросил я, подойдя к Рику.

— Что? — тот обернулся. — Извини, Динго, я не понимаю…

А, ну да, точно. Я уже обратился к другу на собачьем языке. Ладно, покажу жестами. Не в первый раз.

Лично я быстро заскучал. Я уже не был болен, а кроме того — хорошо выспался, поэтому сидеть на месте было уныло. Остальных тоже охватило это чувство. Думаю, они даже пожалели о том, что не послушались меня и не тронулись в путь, но выходить в три-четыре часа пополудни уже было определенно поздно. Хотя… Нам же не нужно было особо собираться. Встали и пошли. Нет, бы спокойно могли пройти всю вторую половину дня, до темноты. Но увы — поделиться этой мыслью с друзьями я не мог по всем понятной и до колик осточертевшей причине. Пару раз я попытался все-таки намекнуть дуреющему со скуки Рику, что недурно бы уже выходить, но он отмазался, сказав, что хочет перебрать рюкзаки. Я не стал смотреть, что он там выискивает, и пошел в лес, немного размяться. Однако побродив среди деревьев, лиан и цветов, успокоения я тоже не нашел. Пару раз я пытался гоняться за попугаями, а потом подцепил зубами висевшую на низкой ветке летучую мышь (та зашипела и попыталась укусить меня, но ей это не удалось) и, принеся ее обратно на берег речки, положил у ног задумавшейся Айлин. Девчонка не сразу сообразила, что такое я ей подкинул (а я уже отошел подальше, сделав вид, что не при чем), а когда разглядела, взвизгнула и резво отпрыгнула в сторону. Вот так. А то ноги бы отсидела.

— Динго, зачем ты это мне принес?! — дрожащее-возмущенным голосом спросила Айлин. Я же беззвучно смеялся. А что? Я тоже человек. Ну, почти.

Мышь зашевелилась, расправила крылья и с писком улетела куда-то обратно в джунгли, а я решил искупаться. Погода-то была отличной, чего же время терять на берегу! Тем более, что в воде постоянно находился кто-нибудь из троицы (сейчас это был Падди).

Зайдя в воду, я вдоволь наплавался (кстати, еще один плюс собачьего тела: будучи человеком, я плавал весьма посредственно), и уже собирался вылезать из воды, когда заметил что-то подозрительное. За нами будто бы следили какие-то глаза, странные, нечеловеческие. И запахом несло странным. Вроде и не потусторонним, но каким-то подозрительным, нехорошим… Моя собачья память, как назло, отключилась, не желая сообщать мне, кто же это может так ароматизировать.