Сон есть сон, он каким-то образом влияет на восприятие реальной жизни.

Я стояла на остановке. Мимо меня мчались «гоблиновозы», и я прекрасно осознавала, что у меня такой шикарной машины никогда не будет. И особняка не будет. И дачи на Лазурном берегу мне тоже не дождаться, даже если мне придет в голову нездоровая мысль ждать ее всю жизнь, как Ассоль ждала Грея. И если даже появится добрый псих, который, прикинувшись волшебником, скажет мне: «Саша! Настанет миг, и ты проснешься утром, а за окном ты увидишь Средиземное море, и ласковое солнце позовет тебя пробежаться по ослепительно зеленой лужайке, дабы потом ты окунулась в нежную зелень огромного бассейна», я не поверю.

Сегодня я осознавала это особенно остро. И все из-за сна. Если подумать, сон пришел после фильма, так что все дело именно в этом фильме. А если копнуть глубже, получится, что фильм этот я бы не смотрела, если б вернулась домой попозже. А попозже я не вернулась потому, что в нашем детективном агентстве сейчас дефицит клиентов. Клиенты исчезли вообще. Может быть, они поехали отдыхать на лазурные берега и купаются в молочных реках, облизывая кисельные берега?

Факт остается фактом. Их не было, я пришла домой пораньше и от нечего делать уставилась вместе с мамой в телевизор. Воображение у меня находится в состоянии полной боевой готовности. Всегда. Просто не дремлет, как пресловутый враг.

Поэтому, когда героиня фильма пришла домой с цветами, дабы отметить годовщину начала Великой Любви, застукала свою Великую Любовь с голой красавицей и услышала, что она-де слишком много работает, чтобы остаться желанной и любимой женщиной, я мгновенно смоделировала ситуацию на себя.

Ночью мне приснилось, что я, усталая и окровавленная, потому что ранена, являюсь к Пенсу. Стучу в его дверь, но мне никто не открывает. Я истекаю кровью, прижимая к груди букетик цветов, которые теперь тоже пропитались моей кровью, и продолжаю барабанить в дверь. Наконец проклятая дверюга открывается. На пороге — Пенс. Он растерян. А из-за его плеча выглядывает обнаженная дамочка, которая ехидно растягивает губы в улыбочке и говорит:

— Ты слишком много работаешь, Саша… Посмотри на себя. Разве нормальный человек может долго любить женщину, которая все время так пачкается?

Слово «пачкается» она произносит с такой гримасой омерзения, что я начинаю содрогаться в рыданиях. Слава богу, содрогалась я недолго. Поскольку прогремел над моим ухом радостный гром, тут же поразивший изменника и его даму, отправив их в небытие.

Я проснулась.

Гром издавал мой будильник, и впервые я была рада его вторжению в мой мир.

Правда, я до сих пор не смогла отделаться от мерзопакостного ощущения, что Пенс мне изменяет направо-налево. Хотя я и знала, что это неправда, но мысль о моем возможном горе была сладка, и я все глубже погружалась в нее, поскольку…

Да что я говорю! Жалость к себе сладка, нежиться в подобном состоянии любят все. Так что объяснять мое состояние никому не надо — и так поймут.

Автобус подъехал, и я начала совершать поступательный переход из области снов в область реальности.

Окончательно этот процесс был завершен в тот миг, когда я открыла дверь в наше «самопальное» агентство и оказалась в родной стихии. Теперь я пришла в себя. Мир перестал наконец совмещаться с ночным кошмаром.

В конце концов, мы с Пенсом друг друга стоим. Он тоже вечно торчит на работе, а оставшееся время проводит в объятиях «крошки «Судзуки». Так что ревность моя беспочвенна и глупа, твердо решила я, улыбаясь моему драгоценному боссу, который, как и положено порядочному начальнику, встречал меня в офисе радостным запахом кофе и приветливой улыбкой.

— Спросите ее, пожалуйста, из чего она сотворила это чудо?

Английский поклонник изящного находился в состоянии, близком к шоковому. Он не мог отвести взгляда от этого великолепия. Особенно ему понравился шикарный павлин, созданный Мириными ручками из кусочков нежнейшего шелка.

Мира довольно улыбалась, явно пытаясь скрыть радость и смущение.

— Шелк, — пояснила Вика. — Мирина подружка работает швеей. На дому. Обрезки она аккуратно собирает и посылает Мире. А Мира уже создает свои шедевры. Кстати, голова павлина сделана из яичной скорлупы. На нее Мира наклеивала кусочки бязи, видите?

Она мягко коснулась выпуклой головы на панно.

— Господи, — прошептал англичанин. — Никогда не мог подумать, что это возможно!

— Это чудо, — согласилась Вика. — Просто мы любим создавать чудеса своими руками.

Кажется, он был готов приобрести все Мирины картины. Мира сидела такая маленькая, съежившаяся в инвалидной коляске, и ее белый воротничок сиял накрахмаленной чистотой. Она почти не понимала, что сейчас на нее свалится богатство. Для нее ничего не значили деньги, разве что возможность приобрести новые материалы.

Мира мечтала создать маленькую колибри, а для этого ей были необходимы перышки настоящих птиц.

Вика украдкой взглянула на часы.

— Можно позвонить? — спросила она у Миры.