Вечером того же дня, когда Машкино терпение достигло критического уровня и готово было взорваться бомбой мощностью не менее пары килотонн, она сделала мне чаю со специально купленным для меня медом, притащила его мне в комнату и, глядя, как я пью из чашки, спросила:

– Ну?

Ах, боже мой, сколько всего было в этом «Ну?». Все оттенки любопытства, все краски зависти, все переливы восхищения и еще двадцать восемь восклицательных знаков после вопроса.

– Что «ну»? – уточнила я.

– Ну, у вас что-то есть? – в голосе Машки послышались еще и похабные интимные нотки.

Ох, блин.

– Да нет у нас ничего.

– Ну конечно! – подумав, произнесла подруга. – Ничего нет. Как же! Стал бы он так с тобой носиться. Палату оплатил, цветочки купил, сюда все время ездит.

А что, люди уже не заботятся друг о друге просто так?

– Маш, поверь мне! Мы просто друзья!

Маша еще немного помолчала, а потом произнесла немного разочарованным тоном:

– Ну и глупо!

Сам же Иван со времени нашего разговора в больнице какой-то тихий. Сосредоточенный на себе. Думаю, так выглядела Жанна д’Арк, когда ей слышались голоса. Говорят, пережитые вместе несчастные случаи сближают. Черта с два! Наметившееся между нами потепление испарилось. Мы снова подкалываем друг друга по любому поводу и упражняемся в сарказме, как в первые дни знакомства. Какого черта мне это надо?

Зато Иван больше не заикается о вещих снах. Но теперь он докуривает каждую сигарету до конца и носит с собой фляжку, во внутренностях которой неизменно булькает какой-нибудь дорогой коньячок. И он больше ни разу не сел за руль, хотя страховая компания предоставила ему несколько роскошных автомобилей на выбор.

И еще он постоянно твердит мне про музыкальную премию. Он одержим ею! Так умирающие больные одержимы пересадкой здоровой почки. Ивану кажется, что только обладание заветной статуэткой даст ему ощутимый толчок в сольной карьере. «После этого можно год спокойно писать треки, жить за городом или отдыхать за границей, не заморачиваясь на пиар и прочую фигню. Все и так будут понимать – ты один из лучших!»

Почему обязательно надо быть лучшим? Почему нельзя быть просто самим собой?

Впрочем, Иван не зря переживает. Премия, где он заявлен как номинант на дебют года в стиле хип-хоп, вручается в этом году впервые. Ее учредил новый музыкальный телеканал Neo TV (передаю привет всем, кто в Матрице!), который пришел на рынок в феврале, внеся ужас и смятение в ряды уже известных игроков на поле музыкального телевидения. Кризис – отличное время для новых начинаний. Пока вы разбираетесь с долгами, под боком неожиданно появляются конкуренты…

Учредители новоявленного российскому зрителю телеканала – в далекой Америке. Каждый артист, получивший премию в своей номинации, вместе с наградой автоматически получает контракт на выпуск диска под вожделенным лейблом «Neo Music», который в последние пару лет составляет отличную конкуренцию всяким «Юниверсалам» и «Сони Мьюзик». Думаю, получить в России новую музыкальную премию – практически то же самое, что получить за океаном «Грэмми». И «Оскара» в придачу.

После того как учредили премию, все словно сошли с ума. Имена и лица новых артистов, решивших заявить о себе, не упомнить. В телевизоре, когда ни включи, кто-то все время поет и пляшет. Каждый день дарит нам кучи информационных поводов – артисты стали в три раза чаще попадать в аварии, терять во время авиаперелетов дорогие костюмы, часы и драгоценности, жениться, разводиться, болеть и беременеть. А Шило загоняла нас на бесконечные презентации клипов, дисков, синглов и новых составов старых групп. Даже я со своими больными ребрами и будущей всемирной славой писателя не отвертелась от работы сверхурочно.

Вручение премии состоится через три месяца, в декабре. Голосование, разумеется, отдано на откуп простым зрителям телеканала и посетителям сайта «Neo Music». Ну, то есть простые зрители верят, что именно их голоса решают исход битвы их любимых артистов за почет и славу в масштабах планеты…

Вы же не верите, что в наши дни еще остались честные голосования?

Этот факт тревожит Ивана больше всего.

Прибавьте сюда проблемы с ротацией треков. Из четырех радиостанций, которые крутили новый трек Сереброва, две без объяснения причин сняли песню с эфира. Надо быть большим оптимистом, чтобы надеяться на получение музыкальной премии при наличии таких аргументов «против». Вероятно, будь я на его месте, я бы на нервной почве уже давно сгрызла ногти до локтей.

Что же касается книги, то… да, я начала ее писать. В блокноте на первой странице значится абзац: «Ночная Москва пуста, умиротворенна, залита желтыми огнями, как новогодняя елка. Хорошо было бы вот так ехать по городу, бесконечно скользить в темноту, отражать фонари и витрины, касаться краешком шин кромки крохотных лужиц, оставшихся после недавнего дождя… Ехать куда глаза глядят… Бес-ко-неч-но…».

Неплохо, я знаю. А вот что дальше?

Сцена, на которой я стою, огромна. Ее монтировали три дня. Алюминиевая коробка из конструктора для великанов, обтянутая по бокам темной тканью. Крыша в форме шатра, под куполом которого, метрах в пятнадцати над моей головой, на металлических фермах тяжеленными гроздьями висят прожектора и софиты. Прибавьте еще метра четыре вниз, до земли – и получите размер этого исполинского сооружения. Человек, вышедший на такую сцену, кажется лилипутом. Впрочем, все исправляют огромные экраны, установленные слева и справа от площадки – так что задние ряды, запивающие хот-доги пивом возле палаток, не чувствуют себя обделенными.

– Привет, «Лужники»! – оглушительно кричит не совсем знакомый мне со спины певец.

«Лужники» отзываются нестройным гулом. Сразу же после этого взрывается музыка, а девчонки в серебристых комбинезонах, до этого стоящие неподвижно позади артиста, принимаются лихо махать руками. Вслушиваюсь в мотив – однозначно, где-то я это слышала. Но личности певца опознать все же не могу.

Надеюсь, прежде чем звезда этого парня закатится, он успеет заработать себе на квартиру в Москве и приличный «лексус».